В продолжение воспоминаний о почившем отце Иллиодоре.
https://t.me/yakemenko/4177
За 30 лет я ни разу не видел, чтобы он был уставшим или больным. Он вообще не любил ссылок на болезни, считал болезни лишь поводом и отговорками и как-то при мне, когда кто-то заговорил о болезни, сказал: «кушать хочется, а работать лень – называется болезнь». Как он спал, для меня загадка, потому что, попав в первый раз в его заставленную книгами и завешанную иконами келью, я не обнаружил там кровати – был маленький диванчик, заваленный книгами, на котором можно было только сидеть. Он очень много занимался пьяницами, нищими, разными маргиналами – собирал их, лечил, пристраивал по монастырям, воспитывал, кого-то даже приводил на постриг. Любил хороший чай («чай должен быть крепкий и горячий – если он не крепкий и не горячий, то это чайный напиток»)и клюкву в сахаре.
Рядом с ним все время совершались маленькие чудеса. Однажды я поехал в Оптину в разгар переселенческих хлопот – я переезжал от родителей, занял денег на благоустройство (3000 долларов) и почему-то эти деньги оказались со мной, когда я поехал в монастырь. Мы встретились с Иллиодором и поехали в Клыково, к могиле матушки Сепфоры, которую он очень почитал. У ее могилы он долго молился, потом мы пошли назад и поделился мечтой - очень хочет поехать в Иерусалим, есть возможность, но нет денег. «Сколько нужно», - спросил я. «3000 долларов», - ответил он. Я вынул деньги и отдал ему. Мы обнялись и он, счастливый, рассказал, что просил сейчас матушку помочь ему уехать в Иерусалим и вот... Я вернулся домой, понимая, что теперь моим планам на благоустройство не сбыться еще долго, да и долги надо как-то отдавать. Но… В тот же вечер отец за ужином сказал: «Мы тут скопили кое-что, тебе сейчас нужно, возьми» - и дал … 9000 долларов, после чего я вспомнил, как Иллиодор однажды сказал: «В банке у Бога самый высокий процент».
В другой раз я накупил много книг, но никак не находил время их прочесть, они лежали у меня большим штабелем прямо за диваном, на котором я спал. Ложась на диван, я покрывал их простыней и клал на них ноги. Мысль об этих книгах не давала мне покоя и как специально, во время очередного визита в Оптину заговорили о книгах, отец Иллиодор иронически посмотрел на меня и вдруг сказал: «Инок Мних имел много книг, спал на них и не знал, что в них». Один из моих студентов, который постоянно с нами ездил в Оптину, увлекся мистикой, потом масонством и ездить перестал. Во время очередного визита Иллиодор спросил, где этот студент. Я уклончиво ответил, что, мол, не нашел времени, не смог поехать. Но Иллиодор уверенно сказал: «Нет, это его старцы не пускают».
Он восстанавливал Оптину, восстанавливал Шамордино, попутно помогая десяткам храмов и монастырей и тысячам людей. На моих глазах какие-то доброхоты ему подарили машину (джип) и буквально через полчаса к нему со слезами обратилась группа прихожан какого-то нищего храма: «Помогите!» Он тут же достал ключи от машины и отдал им. Он какой-то особенной, тихой, трогательной любовью любил Матерь Божию, говорил о ней всегда очень тепло, добро, постоянно пел молитвословия Ей (ах, как он пел с народом «Царицу мою преблагую…» или особенно им любимое «Мария дева чистая…»), покупал огромные букеты и носил Ей – к ее иконам, в Ее часовни.
Он постоянно раздавал «утешения» - конфеты, печенье, иконы, свечи, книги, просфоры, крестики. Раздавать последние он особенно любил, всегда спрашивал, есть ли нательный крест и тем, у кого не было («дома в шкафу, в столе остался»), тут же давал и сам иногда надевал, объясняя, что «крест называется не настенный, не гардеробный, на шкафный, а нательный. Нательный! Почему? Потому что должен быть на теле!» Однажды я в шутку попытался остановить этот поток благодеяний, изливавшийся на нас, но он сурово прервал: «Не мешай мне делать добро».
Он вообще раздавал все, что получал. Я долго думал, что привезти ему, что бы он не отдал и заказал икону мучеников Феофила и Иллиодора, куда вставил частицы мощей. Он был очень тронут и обрадован.
Это была наша последняя встреча…
а на Украине, в общем-то, и не против Батьки 
