реверс Аристократ+, ср Рыцарь+
23 ноября 1955
https://ru.m.wikipedia.org/wiki/Эйнауди,_Людовико
Товарищ Кибиров писал(а):— итальянский композитор классической музыки и пианист. Создатель нового направления — неоклассики в музыке. Внук второго президента Италии Луиджи Эйнауди.https://www.classicalmusicnews.ru/inter ... ompozitor/
— Когда я заканчивал консерваторию, правила и у нас, и в любой другой консерватории Европы были одни и те же: на последних курсах вы изучаете современную музыку, то есть то, что было написано буквально только что. Абсолютными богами современной музыки были тогда Берио, Штокхаузен, Булез, Луиджи Ноно.
Я был полон энтузиазма по поводу их сочинений, изучал техники, применял их на практике. Разбирал эволюцию сериализма от Шенберга, Веберна и Берга до Булеза, сам писал додекафонную музыку. И мне очень нравилось. Но в какой-то момент я вдруг понял, что мой энтузиазм совершенно не распространяется на исполнение моей музыки.
Ее было очень интересно сочинять, но на концерте я чувствовал, как будто не могу пробиться к самому себе. Мне чего-то не хватало. Эмоций, например. Представьте, что внутри вас происходит какая-то интенсивная работа, но выразить себя вы не можете — вот так я себя чувствовал.
Я начал прислушиваться к себе, присматриваться к своим вещам и обнаруживать кусочки музыки, с которыми у меня была некоторая внутренняя связь. И это оказались именно те моменты, в которых я был наиболее дистанцирован от сериализма, от строгости и суровости авангарда. В них я хоть и слабо, но мог расслышать собственный голос.
И я начал двигаться в этом направлении. Поначалу я, собственно, не очень понимал, куда именно. Но с каждым разом становилось все яснее, я ощущал это как свет из-за едва приоткрытой двери — чем больше открываешь, тем ярче становится.
Нельзя сказать, что мне было просто, хотя бы потому, что у меня не было никакого плана. Не то чтобы я сказал себе: откажись от авангардизма, пиши мелодичную музыку. Это была непонятно куда ведущая дорога. Тем более в то время. Потому что, хотя я теперь имел дело с традиционными музыкальными материями: ритмом, гармонией, мелодией, однако старался их переосмыслить, найти современный подход. У меня не было задачи писать стилизации под Бетховена.
Вообще говоря, мне было бы гораздо проще, если бы я остался в рамках авангардной музыки. В них я чувствовал себя куда более защищенным — моим кругом общения, моими учителями, их одобрением. А так я добровольно выбрал позицию аутсайдера. Но я был уверен в том, что делаю, и рванул в сторону. И довольно быстро дела пошли на лад, буквально за три-четыре года, особенно когда я стал сам играть со сцены свою музыку.
Тут уже посыпались приглашения на фестивали, режиссеры стали просить использовать мои вещи, в общем, все как-то наладилось. Поначалу я сконцентрировался на фортепианной музыке, не только потому, что мне нравилось самому ее исполнять, хотя и это тоже. А еще и потому, что мне не хотелось распыляться. Формулировать свой язык проще, когда ничего не отвлекает....
— Интересно, что ваш альбом Elements попал в британские поп-чарты, а предыдущий диск с классической музыкой, которому это удалось, — это как раз Третья симфония Гурецки, в 1993 году.
— Хотя, как считается, классической музыке это не под силу. И это говорит только об одном: у звука как такового вообще нет никаких преград — ни сословных, ни национальных, ни жанровых.
Ты можешь быть откуда угодно, кем угодно, писать музыку, которая описывается каким угодно стилистическим определением, но если она трогает людей за живое, то не нужно ни видеоклипов, ни танцевального ритма, никаких ухищрений, вообще ничего. Они будут сидеть и молча слушать. И это поразительно.
месяц 
