Високосный всё спутывает, но специально лень пока считать)
А-Скрыня.
-
Товарищ Кибиров
- Иерофант
- Сообщения: 10174
- Зарегистрирован: 25 янв 1970, 10:36
- СГ: Коза-Лев / Аристократ
- .: Козёл-Рак-Профессор ЛЕВ 5 8 79 Кихот с подтипом Бальзак и др
- П о л: ( м )
- Откуда: Олмо-лунгринг (Алматы, Шамбала)
- Благодарил (а): 5601 раз
- Поблагодарили: 678 раз
-
Хемуль
- Сообщения: 7573
- Зарегистрирован: 24 май 2020, 20:26
- СГ: Лошадь-Овен / Вектор
- .: триада
- П о л: ( ж )
- Благодарил (а): 1863 раза
- Поблагодарили: 2966 раз
А-Скрыня.
Какой бывает любовь — с точки зрения науки
Песни, стихи, романы, фильмы — все они воспевают романтическую любовь. Что же говорит наука?
Романтическая любовь и любовь к друзьям разные. Если влюбленный думает о партнере, у него повышается активность областей мозга, связанных с вознаграждением и удовольствием — тех же, что активируются кокаином. Интересно, что этого не происходит, если думать о друзьях.
Романтическая любовь универсальна. Исследователи из Питтсбургского университета обнаружили ее в 147 из 166 изученных ими культур.
Не все виды любви одинаковы. Романтическая любовь бывает страстной и товарищеской. Страстная — то, что мы обычно определяем как «влюбленность»: влечение и постоянное желание быть рядом. Товарищеская не вызывает такую сильную потребность в партнере, но связывает с ним глубокой эмоциональной близостью. Обычно в романтических отношениях, вне зависимости от того, разного пола партнеры или одного, есть оба этих компонента.
Со временем романтическая любовь меняется. В начале отношений сильна страстная любовь, но в течение отношений ее интенсивность снижается — не у всех, а у 20-40% пар. Но есть хорошая новость. Товарищеская любовь со временем усиливается, и она более важна: именно ее отсутствие вероятнее приводит к расставанию
У нашей романтической любви есть свой стиль. Это убеждения и отношение к любви, которое мы выражаем в отношениях. Три основных: эрос — любовь с быстрым развитием сексуальных отношений и интенсивной близости; людус — любовь с оттенком эмоциональной отстраненности, элементами «игры» и нежеланием обязательств, и строге — зрелая любовь, при которой прежде всего важны общие интересы, а привязанность выражается открыто, без всяких игр. Но иногда стили сложнее: мания (эрос + людус) — интенсивные чувства и тревога об отношениях; прагма (людус + строге) — выбор партнера как хорошего товарища и друга; агапе (эрос + строге) — самоотверженная любовь.
Стиль любви формируется прошлым. Какой у нас стиль любви — зависит не от генетики, а от личности и прошлого опыта. Так, люди с выраженными чертами «темной триады» (нарциссизм, психопатия, макиавеллизм) придерживаются стилей людус или прагма. А мания характерна для людей с ненадежным типом привязанности — сформированной в прошлых отношениях боязнью близости и потери партнера.
Песни, стихи, романы, фильмы — все они воспевают романтическую любовь. Что же говорит наука?
Романтическая любовь и любовь к друзьям разные. Если влюбленный думает о партнере, у него повышается активность областей мозга, связанных с вознаграждением и удовольствием — тех же, что активируются кокаином. Интересно, что этого не происходит, если думать о друзьях.
Романтическая любовь универсальна. Исследователи из Питтсбургского университета обнаружили ее в 147 из 166 изученных ими культур.
Не все виды любви одинаковы. Романтическая любовь бывает страстной и товарищеской. Страстная — то, что мы обычно определяем как «влюбленность»: влечение и постоянное желание быть рядом. Товарищеская не вызывает такую сильную потребность в партнере, но связывает с ним глубокой эмоциональной близостью. Обычно в романтических отношениях, вне зависимости от того, разного пола партнеры или одного, есть оба этих компонента.
Со временем романтическая любовь меняется. В начале отношений сильна страстная любовь, но в течение отношений ее интенсивность снижается — не у всех, а у 20-40% пар. Но есть хорошая новость. Товарищеская любовь со временем усиливается, и она более важна: именно ее отсутствие вероятнее приводит к расставанию
У нашей романтической любви есть свой стиль. Это убеждения и отношение к любви, которое мы выражаем в отношениях. Три основных: эрос — любовь с быстрым развитием сексуальных отношений и интенсивной близости; людус — любовь с оттенком эмоциональной отстраненности, элементами «игры» и нежеланием обязательств, и строге — зрелая любовь, при которой прежде всего важны общие интересы, а привязанность выражается открыто, без всяких игр. Но иногда стили сложнее: мания (эрос + людус) — интенсивные чувства и тревога об отношениях; прагма (людус + строге) — выбор партнера как хорошего товарища и друга; агапе (эрос + строге) — самоотверженная любовь.
Стиль любви формируется прошлым. Какой у нас стиль любви — зависит не от генетики, а от личности и прошлого опыта. Так, люди с выраженными чертами «темной триады» (нарциссизм, психопатия, макиавеллизм) придерживаются стилей людус или прагма. А мания характерна для людей с ненадежным типом привязанности — сформированной в прошлых отношениях боязнью близости и потери партнера.
-
Хемуль
- Сообщения: 7573
- Зарегистрирован: 24 май 2020, 20:26
- СГ: Лошадь-Овен / Вектор
- .: триада
- П о л: ( ж )
- Благодарил (а): 1863 раза
- Поблагодарили: 2966 раз
А-Скрыня.
Аве Геката!
"Даже среди русских пассионариев, мало кто понимает сакральный смысл символов. Иногда такое непонимание вызвано банальным материализмом и нигилизмом, но чаще - неосведомлённостью.
«Символом» в античной традиции называлась дощечка, которую разламывали пополам при заключении сделки или уговора. Суть этой операции была в том, чтобы спустя годы и десятилетия, при совмещении двух половинок получилось целое, которое верифицировало стороны договора. Эти дощечки, а соответственно и обязательства по ним - могли быть проданы или переданы по наследству. Таким образом, «символ» состоял из двух компонентов - материального, показывающего принадлежность к уговору и нематериального - означающего суть уговора.
Теперь рассмотрим семантику и символизм либералов. Собственно, откуда к нам пришло само слово «либерализм» и что за ним стоит на самом деле. Многие скажут, что «либерализм» происходит от английского «liberty», но такой ответ покажет лишь глубинное непонимание сущностного аспекта.
В Древнем Риме, свободные граждане делились на два класса: ingenuus - свободорожденные (отсюда этимология in-gen-uus - в-рожд-ённый) и libertinus - вольноотпущенные, т.е. бывшие рабы, продолжающие зависеть от патрона. И вот эти либертины поклонялись плебейскому богу виноделия - Либеру, он же Вакх/Бахус.
Раз в год, в честь Либера проводился праздник - «либералии», где либертины проходили инициацию и устраивали вакханалии - мистические оргии, с обильным винопитием и крайними проявлениями разврата и содомии - именно это понималось «свободой» для бесправных плебеев.
Уже в эпоху просвещения, «либертинами» стали называть нигилистов, отвергающих традиционные, религиозные представления об обществе и морали. Вольноотпущенные либертины нового времени продолжали служить своему господину и заложили парадигму «нового мирового порядка» построенного на «свободе от» традиции и религии. Эти вольнодумцы - либертины, совершенно заслуженно подвергались гонениям и нападкам в традиционных обществах прошлого, что сподвигло их на создание своих тайных, проще говоря, масонских организаций. Позже, Карл Маркс возведёт «свободу от» в революционное учение диалектического материализма и подгонит под него экономическую базу, а неомарксисты станут избавлять людей от этнической, половой и даже видовой идентичности. Причём этим инструментом будут пользоваться те же самые масоны, для свержения ненавидимых ими традиционных обществ, стоит вспомнить хотя бы февраль 1917го, где почти все члены временного правительства состояли в «великой ложе народов востока».
Но вернёмся к символам. Абсолютное большинство людей, выращенных в псиопской культуре голливуда, признают символом свободы - статую свободы (statue of liberty). Но мало кто знает, что эта самая статуя является древнегреческой богиней ада, тьмы и колдовства - Гекатой. Нью-Йоркская Геката имеет не только портретное сходство с оригиналом, но и характерные шипы на голове и факел, освещающий царство мёртвых, княжество либертинов.
И вот эта богиня тьмы и ада, стоит при въезде в Америку из Европы. Она разделяет «Новый мир» и «Старый свет», цивилизацию моря и цивилизацию суши, сипауэр и хартлэнд, либертинскую «свободу от» и традиционную «свободу для» или «волю».
И вся массовая культура усыпана такими артефактами. Например, символом «Уолл - стрит» является статуя золотого быка, т.е. «золотой телец», которому поклоняются мировые финансовые элиты. И эти символы повсеместно - в Конгрессе, Лувре, Андреевском зале Кремля.
При внимательном изучении всей этой темы становится очевидно, что сакральный уровень либерализма - это мистический, сатанинский и антихристианский культ. А усилия мировых либералов по созданию цифровой среды управления - вполне вписываются в эсхатологические представления православных о «звере» антихриста, который подчинит себе весь мир. Подчинит не при помощи танков, а при помощи финансового и экономического контроля.
Вообще, секуляризированным горожанам крайне трудно въезжать в религиозные и сакральные темы, но это делать необходимо, для понимания самих сущностей, которые нам противостоят."
"Даже среди русских пассионариев, мало кто понимает сакральный смысл символов. Иногда такое непонимание вызвано банальным материализмом и нигилизмом, но чаще - неосведомлённостью.
«Символом» в античной традиции называлась дощечка, которую разламывали пополам при заключении сделки или уговора. Суть этой операции была в том, чтобы спустя годы и десятилетия, при совмещении двух половинок получилось целое, которое верифицировало стороны договора. Эти дощечки, а соответственно и обязательства по ним - могли быть проданы или переданы по наследству. Таким образом, «символ» состоял из двух компонентов - материального, показывающего принадлежность к уговору и нематериального - означающего суть уговора.
Теперь рассмотрим семантику и символизм либералов. Собственно, откуда к нам пришло само слово «либерализм» и что за ним стоит на самом деле. Многие скажут, что «либерализм» происходит от английского «liberty», но такой ответ покажет лишь глубинное непонимание сущностного аспекта.
В Древнем Риме, свободные граждане делились на два класса: ingenuus - свободорожденные (отсюда этимология in-gen-uus - в-рожд-ённый) и libertinus - вольноотпущенные, т.е. бывшие рабы, продолжающие зависеть от патрона. И вот эти либертины поклонялись плебейскому богу виноделия - Либеру, он же Вакх/Бахус.
Раз в год, в честь Либера проводился праздник - «либералии», где либертины проходили инициацию и устраивали вакханалии - мистические оргии, с обильным винопитием и крайними проявлениями разврата и содомии - именно это понималось «свободой» для бесправных плебеев.
Уже в эпоху просвещения, «либертинами» стали называть нигилистов, отвергающих традиционные, религиозные представления об обществе и морали. Вольноотпущенные либертины нового времени продолжали служить своему господину и заложили парадигму «нового мирового порядка» построенного на «свободе от» традиции и религии. Эти вольнодумцы - либертины, совершенно заслуженно подвергались гонениям и нападкам в традиционных обществах прошлого, что сподвигло их на создание своих тайных, проще говоря, масонских организаций. Позже, Карл Маркс возведёт «свободу от» в революционное учение диалектического материализма и подгонит под него экономическую базу, а неомарксисты станут избавлять людей от этнической, половой и даже видовой идентичности. Причём этим инструментом будут пользоваться те же самые масоны, для свержения ненавидимых ими традиционных обществ, стоит вспомнить хотя бы февраль 1917го, где почти все члены временного правительства состояли в «великой ложе народов востока».
Но вернёмся к символам. Абсолютное большинство людей, выращенных в псиопской культуре голливуда, признают символом свободы - статую свободы (statue of liberty). Но мало кто знает, что эта самая статуя является древнегреческой богиней ада, тьмы и колдовства - Гекатой. Нью-Йоркская Геката имеет не только портретное сходство с оригиналом, но и характерные шипы на голове и факел, освещающий царство мёртвых, княжество либертинов.
И вот эта богиня тьмы и ада, стоит при въезде в Америку из Европы. Она разделяет «Новый мир» и «Старый свет», цивилизацию моря и цивилизацию суши, сипауэр и хартлэнд, либертинскую «свободу от» и традиционную «свободу для» или «волю».
И вся массовая культура усыпана такими артефактами. Например, символом «Уолл - стрит» является статуя золотого быка, т.е. «золотой телец», которому поклоняются мировые финансовые элиты. И эти символы повсеместно - в Конгрессе, Лувре, Андреевском зале Кремля.
При внимательном изучении всей этой темы становится очевидно, что сакральный уровень либерализма - это мистический, сатанинский и антихристианский культ. А усилия мировых либералов по созданию цифровой среды управления - вполне вписываются в эсхатологические представления православных о «звере» антихриста, который подчинит себе весь мир. Подчинит не при помощи танков, а при помощи финансового и экономического контроля.
Вообще, секуляризированным горожанам крайне трудно въезжать в религиозные и сакральные темы, но это делать необходимо, для понимания самих сущностей, которые нам противостоят."
-
Товарищ Кибиров
- Иерофант
- Сообщения: 10174
- Зарегистрирован: 25 янв 1970, 10:36
- СГ: Коза-Лев / Аристократ
- .: Козёл-Рак-Профессор ЛЕВ 5 8 79 Кихот с подтипом Бальзак и др
- П о л: ( м )
- Откуда: Олмо-лунгринг (Алматы, Шамбала)
- Благодарил (а): 5601 раз
- Поблагодарили: 678 раз
-
Хемуль
- Сообщения: 7573
- Зарегистрирован: 24 май 2020, 20:26
- СГ: Лошадь-Овен / Вектор
- .: триада
- П о л: ( ж )
- Благодарил (а): 1863 раза
- Поблагодарили: 2966 раз
А-Скрыня.
Деревенское воспитание в старой России
24 ноября 2020 от @good_collection
Сейчас, в эпоху всеобщей компьютеризации и развития электроники, а также производимого в огромных размерах игрушечного китайского хлама, многие родители задумываются — какие бы купить ребёнку "развивающие" игрушки, какую бы установить обучающую программу на компьютер, чтобы их ребёнок был счастлив, быстрее и лучше развивался. Но может ли современная цивилизация, выплавленная из пластмассы, удовлетворить в полной мере детскую сущность, заложенную природой совсем по другим законам?
Восторг от изучения окружающих предметов, событий и природных явлений, который остаётся с человеком на всю жизнь зачастую является тем духовным стержнем, дающим опору в будущем. А в чём действительно заключается радость для малыша, познающего новый для него мир? Из чего будет сложено основание формирующейся личности, какие цвета, запахи и звуки будут вызывать душевный трепет в воспоминаниях детства, и найдётся ли в них место для любви к Родине, природе, своей земле и своему народу? Всё это важно и опыт прошлых поколений нам отчасти может помочь.
МЛАДЕНЧЕСТВО
Женщина не то чтобы стеснялась беременности. Но она становилась сдержанней, многое, очень многое уходило для нее в эту пору куда-то в сторону. Не стоило без нужды лезть людям на глаза. Считалось, что чем меньше о ней люди знали, тем меньше и пересудов, а чем меньше пересудов, тем лучше для матери и ребенка. Ведь слово или взгляд недоброго человека могут ранить душу, отсюда и выражение «сглазить», и вера в порчу. Тем не менее женщины чуть ли не до последнего дня ходили в поле, обряжали скотину (еще неизвестно, что полезнее при беременности: сидеть два месяца дома или работать в поле). Близкие оберегали женщину от тяжелых работ. И все же дети нередко рождались прямо в поле, под суслоном, на ниве, в сенокосном сарае.
Молитвы, приговорки, различные приметы сопровождали рождение младенца. Частенько, если баня к этому моменту почему-либо не истоплена, бабушка залезала в большую печь. Водою, согретой в самоваре, она мыла ребенка в жаркой печи, подостлав под себя ржаную солому. Затем ребенка плотно пеленали и лишь после всего этого подносили к материнской груди и укладывали в зыбку.
Скрип зыбки и очепа сопровождал колыбельные песни матери, бабушки, а иногда и деда. Уже через несколько недель иной ребенок начинал подпевать своей няньке. Засыпая после еды или рева, он в такт качанью и бабкиной песенке гудел себе в нос:
Легкая зыбка, сплетенная из сосновых дранок, подвешивалась на черемуховых дужках к очепу. Очеп — это гибкая жердь, прикрепленная к потолочной матице. На хорошем очепе зыбка колебалась довольно сильно, она плавно выметывалась на сажень от пола. Может быть, такое качание от самого дня рождения с последующим качанием на качелях вырабатывало особую закалку: моряки, выходцы из крестьян, весьма редко подвержены были морской болезни. Зыбка служила человеку самой первой, самой маленькой ограничительной сферой, вскоре сфера эта расширялась до величины избы, и вдруг однажды мир открывался младенцу во всей своей широте и величии. Деревенская улица уходила далеко в зеленое летнее или белое зимнее поле. Небо, дома, деревья, люди, животные, снега и травы, вода и солнце и сами по себе никогда не были одинаковыми, а их разнообразные сочетания сменялись ежечасно, иногда и ежеминутно.
А сколько захватывающей, великой и разнообразной радости в одном, самом необходимом существе — в родной матери! Как богатеет окружающий мир с ее краткими появлениями, как бесконечно прекрасно, спокойно и счастливо чувствует себя крохотное существо в такие минуты!
Отец редко берет ребенка на руки, он почти всегда суров с виду и вызывает страх. Но тем памятнее его мимолетная ласковая улыбка. А что же такое бабушка, зыбку качающая, песни поющая, куделю прядущая, всюду сущая? Почти все чувства: страх, радость, неприязнь, стыд, нежность — возникают уже в младенчестве и обычно в общении с бабушкой, которая «водится», качает люльку, ухаживает за младенцем. Она же первая приучает к порядку, дает житейские навыки, знакомит с восторгом игры и с тем, что мир состоит не из одних только радостей.
Первая простейшая игра, например, ладушки либо игра с пальчиками. «Поплевав» младенцу в ладошку, старуха начинала мешать «кашу» жестким своим пальцем:
Сорока кашу варила,
Этому на поварешке, -
начинала «кормить» безымянный пальчик, -
Этому весь горшок!
Персональное обращение к каждому из пальчиков вызывало нарастание интереса и у дитя, и у самой рассказчицы. Когда речь доходила до последнего (большого) пальчика, старуха теребила его, приговаривала:
Бабушка щекотала у ребенка под мышкой, и внук или внучка заходились в счастливом, восторженном смехе. Другая игра-припевка тоже обладала своеобразным сюжетом, причем не лишенным взрослого лукавства.
Конец прибаутки с легким шуточным щелчком в лоб вызывал почему-то (особенно после частого повторения) детское волнение, смех и восторг.
Таких игр-прибауток существовало десятки, и они инстинктивно усложнялись взрослыми. По мере того как ребенок развивался и рос, игры для мальчиков и для девочек все больше и больше разъединялись, разграничивались.
Припевки, убаюкивания, колыбельные и другие песенки, прибаутки, скороговорки старались оживить именем младенца, связать с достоинствами и недостатками формирующегося детского характера, а также с определенными условиями в доме, в семье и в природе.
Дети качались в зыбке, пока не вставали на свои ноги. Если же до этой поры появлялся новый ребенок, их клали «валетом». В таких случаях все усложнялось, особенно для няньки и матери… Бывало и так, что дядя рождался после племянника, претендуя на место в колыбели. Тогда до отделения молодой семьи в избе скрипели две одинаковые зыбки.
Кое-где на русском Северо-Западе в честь рождения ребенка, особенно первенца, отец или дед сажал дерево: липу, рябину, чаще березу. Если в палисаде у дома места уже не было, сажали у бани или где-нибудь в огороде. Эта береза росла вместе с тем, в честь кого была принесена из лесу и посажена на родимом подворье. Ее так и называли: Сашина (или Танина) береза. Отныне человек и дерево как бы опекали друг друга, храня тайну взаимности.
Писатели и философы называют детство самой счастливой порой в человеческой жизни. Увлекаясь таким утверждением, нельзя не подумать, что в жизни неминуема пора несчастливая, например старость.
Народное мировоззрение не позволяет говорить об этом с подобной определенностью. Было бы грубой ошибкой судить о народных взглядах на жизнь с точки зрения такого сознания, по которому и впрямь человек счастлив лишь в пору детства, то есть до тех пор, пока не знает о смерти. У русского крестьянина не существовало противопоставления одного жизненного периода другому. Жизнь для него была единое целое* (*Она и теперь поддается членению лишь теоретически, условно; любое суждение о ней будет всегда ограниченным по отношению к ней). Такое единство основано, как видно, не на статичности, а на постоянном неотвратимом обновлении.
Граница между детством и младенчеством неясна, неопределенна, как неясна она при смене, например, ночи и утра, весны и лета, ручья и речки. И все же, несмотря на эту неопределенность, они существуют отдельно: и ночь, и утро, и ручей, и речка.
По-видимому, лучше всего считать началом детства то время, когда человек начинает помнить самого себя. Но опять же когда это начинается? Запахи, звуки, игра света запоминаются с младенчества. (Есть люди, всерьез утверждающие, что они помнят, как родились.)
По крестьянским понятиям, ты уже не младенец, если отсажен от материнской груди. Но иные «младенцы» просили «тити» до пятилетнего возраста. Кормление прерывалось с перспективой появления другого ребенка. Может быть, отсаживание от материнской груди — это первое серьезное жизненное испытание. Разве не трагедия для маленького человечка, если он, полный ожидания и доверия к матери, прильнул однажды к соску, намазанному горчицей?
Завершением младенчества считалось и то время, когда ребенок выучивался ходить и когда у него появлялась первая верхняя одежда и обувь.
Способность игнорировать неприятное и ужасное (например, смерть), вероятно, главный признак детской поры. Но это не значит, что обиды детства забывались быстрее. И злое и доброе детская душа впитывает одинаково жадно, дурные и хорошие впечатления запоминались одинаково ярко на всю жизнь. Но зло и добро не менялись местами в крестьянском мировосприятии, подобно желтку и белку в яйце, они никогда не смешивались друг с другом.
Атмосфера добра вокруг дитяти считалась обязательной** (* *А. С. Пушкин в письме другу своему П. В. Нащокину размышлял: «Говорят, что несчастие хорошая школа: может быть. Но счастие есть лучший университет. Оно довершает воспитание души, способной к доброму и прекрасному...»). Она вовсе не означала изнеженности и потакания. Ровное, доброе отношение взрослого к ребенку не противоречило требовательности и строгости, которые возрастали постепенно. Как уже говорилось, степень ответственности перед окружающим миром, физические нагрузки в труде и в играх зависели от возраста, они возрастали медленно, незаметно, но неуклонно не только с каждым годом, но и с каждым, может быть, днем.
Прямолинейное и волевое насаждение хороших привычек вызывало в детском сердце горечь, отпор и сопротивление. Если мальчишку за руку волокут в поле, он подчинится. Но что толку от такого подчинения? В хорошей семье ничего не заставляют делать, ребенку самому хочется делать. Взрослые лишь мудро оберегают его от непосильного. Обычная детская жажда подражания действует в воспитании трудовых навыков неизмеримо благотворнее, чем принуждение. Личный пример жизненного поведения взрослого (деда, отца, брата) неотступно стоял перед детским внутренним оком, не поэтому ли в хороших семьях редко, чрезвычайно редко вырастали дурные люди? Семья еще в детстве прививала невосприимчивость ко всякого рода нравственным вывертам.
Мир детства расширялся стремительно и ежедневно. Человек покидал обжитую, знакомую до последнего сучка зыбку, и вся изба становилась его знакомым объемным миром. На печи, за печью, под печью, в кути, за шкафом, под столом и под лавками — все изучено и все узнано. Не пускают лишь в сундуки, в шкаф и к божнице. Летом предстоят новые открытия. Весь дом становится сферой знакомого, родного, привычного. Изба (летняя и зимняя), сенники, светлица, вышка (чердак), поветь, хлевы, подвал и всевозможные закутки. Затем и вся улица, и вся деревня. Поле и лес, река и мельница, куда ездил с дедом молоть муку… Первая ночь за пределами дома, наконец, первый поход в гости, в другую деревню — все, все это впервые.
Детские воспоминания всегда определенны и образны, но каждому из людей запоминалось что-то больше, что-то меньше. Если взять весну, то, наверно, почти всем запоминались ощущения, связанные с такими занятиями.
Выставление внутренних рам — в избе сразу становилось светлее и свежее, улица как бы заглядывала прямо в дом.
Установка скворешни вместе с отцом, дедом или старшим братом.
Пропускание воды (устройство запруды, канавы, игрушечной мельницы).
Спускание лодки на воду.
Смазка сапог дегтем и просушка их на солнышке.
Собирание муравьев и гонка муравьиного спирта.
Подрубка берез (сбор и питье березового сока).
Поиск первых грибов-подснежников.
Первые игры на улице.
Первое ужение и т.д. и т.п.
Летом на детей обрушивалось так много всего, что иные терялись, от восторга не знали, куда ринуться, и не успевали испытать все, что положено испытать летом. Игры чередовались с посильным трудом или сливались с ним, полезное с приятным срасталось незаметно и прочно.
Элемент игры в трудовом акте, впервые испытанный в детстве, во многих видах обязательного труда сохранялся если не на всю жизнь, то очень надолго. Все эти шалаши на покосе, лесные избушки, ловля рыбы, костры с печением картошки, рыжиков, маслят, окуней, езда на конях — все это переходило в последующие возрасты с изрядной долей игры, детского развлечения.
Некая неуловимая грань при переходе одного состояния в иное, порой противоположное, больше всего и волнует в детстве. Дети — самые тонкие ценители таких неуловимо-реальных состояний. Но и взрослым известно, что самая вкусная картошка чуть-чуть похрустывающая, на грани сырого и испеченного. Холодная похлебка на квасу вдруг приобретает особую прелесть, когда в нее накрошат чего-то горячего. Ребенок испытывает странное удовольствие, опуская снег в кипящую воду.
Полотенце, принесенное с мороза в теплую избу, пахнет как-то особенно, банная чернота и ослепительная заря в окошке создают необычное настроение. Доли секунды перед прыжком через препятствие, момент, когда качели еще двигаются вверх, но вот-вот начнется обратное движение, миг перед охотничьим выстрелом, перед падением в воду или в солому — все это рождает непонятный восторг счастья и жизненной полноты. А треск и прогибание молодого осеннего льда под коньками, когда все проезжают раз за разом и никто не проваливается в холодную глубину омута! А предчувствие того, что недвижимый поплавок сейчас, вот как раз сейчас исчезнет с водной поверхности! Это мгновение, пожалуй, самое чудесное в уженье рыбы. А разве не самая чудесная, не самая волнующая любовь на грани детства и юности, в эту краткую и тоже неуловимую пору?
Осенью во время уборки особенно приятно играть в прятки между суслонами и среди стогов, подкатываться на лошадях, делать норы в больших соломенных скирдах, топить овинную теплинку, лазить на черемуху, грызть репу, жевать горох… А первый лед на реке, как и первый снег, открывает сотни новых впечатлений и детских возможностей.
24 ноября 2020 от @good_collection
Сейчас, в эпоху всеобщей компьютеризации и развития электроники, а также производимого в огромных размерах игрушечного китайского хлама, многие родители задумываются — какие бы купить ребёнку "развивающие" игрушки, какую бы установить обучающую программу на компьютер, чтобы их ребёнок был счастлив, быстрее и лучше развивался. Но может ли современная цивилизация, выплавленная из пластмассы, удовлетворить в полной мере детскую сущность, заложенную природой совсем по другим законам?
Восторг от изучения окружающих предметов, событий и природных явлений, который остаётся с человеком на всю жизнь зачастую является тем духовным стержнем, дающим опору в будущем. А в чём действительно заключается радость для малыша, познающего новый для него мир? Из чего будет сложено основание формирующейся личности, какие цвета, запахи и звуки будут вызывать душевный трепет в воспоминаниях детства, и найдётся ли в них место для любви к Родине, природе, своей земле и своему народу? Всё это важно и опыт прошлых поколений нам отчасти может помочь.
МЛАДЕНЧЕСТВО
Женщина не то чтобы стеснялась беременности. Но она становилась сдержанней, многое, очень многое уходило для нее в эту пору куда-то в сторону. Не стоило без нужды лезть людям на глаза. Считалось, что чем меньше о ней люди знали, тем меньше и пересудов, а чем меньше пересудов, тем лучше для матери и ребенка. Ведь слово или взгляд недоброго человека могут ранить душу, отсюда и выражение «сглазить», и вера в порчу. Тем не менее женщины чуть ли не до последнего дня ходили в поле, обряжали скотину (еще неизвестно, что полезнее при беременности: сидеть два месяца дома или работать в поле). Близкие оберегали женщину от тяжелых работ. И все же дети нередко рождались прямо в поле, под суслоном, на ниве, в сенокосном сарае.
Молитвы, приговорки, различные приметы сопровождали рождение младенца. Частенько, если баня к этому моменту почему-либо не истоплена, бабушка залезала в большую печь. Водою, согретой в самоваре, она мыла ребенка в жаркой печи, подостлав под себя ржаную солому. Затем ребенка плотно пеленали и лишь после всего этого подносили к материнской груди и укладывали в зыбку.
Скрип зыбки и очепа сопровождал колыбельные песни матери, бабушки, а иногда и деда. Уже через несколько недель иной ребенок начинал подпевать своей няньке. Засыпая после еды или рева, он в такт качанью и бабкиной песенке гудел себе в нос:
Легкая зыбка, сплетенная из сосновых дранок, подвешивалась на черемуховых дужках к очепу. Очеп — это гибкая жердь, прикрепленная к потолочной матице. На хорошем очепе зыбка колебалась довольно сильно, она плавно выметывалась на сажень от пола. Может быть, такое качание от самого дня рождения с последующим качанием на качелях вырабатывало особую закалку: моряки, выходцы из крестьян, весьма редко подвержены были морской болезни. Зыбка служила человеку самой первой, самой маленькой ограничительной сферой, вскоре сфера эта расширялась до величины избы, и вдруг однажды мир открывался младенцу во всей своей широте и величии. Деревенская улица уходила далеко в зеленое летнее или белое зимнее поле. Небо, дома, деревья, люди, животные, снега и травы, вода и солнце и сами по себе никогда не были одинаковыми, а их разнообразные сочетания сменялись ежечасно, иногда и ежеминутно.
А сколько захватывающей, великой и разнообразной радости в одном, самом необходимом существе — в родной матери! Как богатеет окружающий мир с ее краткими появлениями, как бесконечно прекрасно, спокойно и счастливо чувствует себя крохотное существо в такие минуты!
Отец редко берет ребенка на руки, он почти всегда суров с виду и вызывает страх. Но тем памятнее его мимолетная ласковая улыбка. А что же такое бабушка, зыбку качающая, песни поющая, куделю прядущая, всюду сущая? Почти все чувства: страх, радость, неприязнь, стыд, нежность — возникают уже в младенчестве и обычно в общении с бабушкой, которая «водится», качает люльку, ухаживает за младенцем. Она же первая приучает к порядку, дает житейские навыки, знакомит с восторгом игры и с тем, что мир состоит не из одних только радостей.
Первая простейшая игра, например, ладушки либо игра с пальчиками. «Поплевав» младенцу в ладошку, старуха начинала мешать «кашу» жестким своим пальцем:
Сорока кашу варила,
Этому на поварешке, -
начинала «кормить» безымянный пальчик, -
Этому весь горшок!
Персональное обращение к каждому из пальчиков вызывало нарастание интереса и у дитя, и у самой рассказчицы. Когда речь доходила до последнего (большого) пальчика, старуха теребила его, приговаривала:
Бабушка щекотала у ребенка под мышкой, и внук или внучка заходились в счастливом, восторженном смехе. Другая игра-припевка тоже обладала своеобразным сюжетом, причем не лишенным взрослого лукавства.
Конец прибаутки с легким шуточным щелчком в лоб вызывал почему-то (особенно после частого повторения) детское волнение, смех и восторг.
Таких игр-прибауток существовало десятки, и они инстинктивно усложнялись взрослыми. По мере того как ребенок развивался и рос, игры для мальчиков и для девочек все больше и больше разъединялись, разграничивались.
Припевки, убаюкивания, колыбельные и другие песенки, прибаутки, скороговорки старались оживить именем младенца, связать с достоинствами и недостатками формирующегося детского характера, а также с определенными условиями в доме, в семье и в природе.
Дети качались в зыбке, пока не вставали на свои ноги. Если же до этой поры появлялся новый ребенок, их клали «валетом». В таких случаях все усложнялось, особенно для няньки и матери… Бывало и так, что дядя рождался после племянника, претендуя на место в колыбели. Тогда до отделения молодой семьи в избе скрипели две одинаковые зыбки.
Кое-где на русском Северо-Западе в честь рождения ребенка, особенно первенца, отец или дед сажал дерево: липу, рябину, чаще березу. Если в палисаде у дома места уже не было, сажали у бани или где-нибудь в огороде. Эта береза росла вместе с тем, в честь кого была принесена из лесу и посажена на родимом подворье. Ее так и называли: Сашина (или Танина) береза. Отныне человек и дерево как бы опекали друг друга, храня тайну взаимности.
Писатели и философы называют детство самой счастливой порой в человеческой жизни. Увлекаясь таким утверждением, нельзя не подумать, что в жизни неминуема пора несчастливая, например старость.
Народное мировоззрение не позволяет говорить об этом с подобной определенностью. Было бы грубой ошибкой судить о народных взглядах на жизнь с точки зрения такого сознания, по которому и впрямь человек счастлив лишь в пору детства, то есть до тех пор, пока не знает о смерти. У русского крестьянина не существовало противопоставления одного жизненного периода другому. Жизнь для него была единое целое* (*Она и теперь поддается членению лишь теоретически, условно; любое суждение о ней будет всегда ограниченным по отношению к ней). Такое единство основано, как видно, не на статичности, а на постоянном неотвратимом обновлении.
Граница между детством и младенчеством неясна, неопределенна, как неясна она при смене, например, ночи и утра, весны и лета, ручья и речки. И все же, несмотря на эту неопределенность, они существуют отдельно: и ночь, и утро, и ручей, и речка.
По-видимому, лучше всего считать началом детства то время, когда человек начинает помнить самого себя. Но опять же когда это начинается? Запахи, звуки, игра света запоминаются с младенчества. (Есть люди, всерьез утверждающие, что они помнят, как родились.)
По крестьянским понятиям, ты уже не младенец, если отсажен от материнской груди. Но иные «младенцы» просили «тити» до пятилетнего возраста. Кормление прерывалось с перспективой появления другого ребенка. Может быть, отсаживание от материнской груди — это первое серьезное жизненное испытание. Разве не трагедия для маленького человечка, если он, полный ожидания и доверия к матери, прильнул однажды к соску, намазанному горчицей?
Завершением младенчества считалось и то время, когда ребенок выучивался ходить и когда у него появлялась первая верхняя одежда и обувь.
Способность игнорировать неприятное и ужасное (например, смерть), вероятно, главный признак детской поры. Но это не значит, что обиды детства забывались быстрее. И злое и доброе детская душа впитывает одинаково жадно, дурные и хорошие впечатления запоминались одинаково ярко на всю жизнь. Но зло и добро не менялись местами в крестьянском мировосприятии, подобно желтку и белку в яйце, они никогда не смешивались друг с другом.
Атмосфера добра вокруг дитяти считалась обязательной** (* *А. С. Пушкин в письме другу своему П. В. Нащокину размышлял: «Говорят, что несчастие хорошая школа: может быть. Но счастие есть лучший университет. Оно довершает воспитание души, способной к доброму и прекрасному...»). Она вовсе не означала изнеженности и потакания. Ровное, доброе отношение взрослого к ребенку не противоречило требовательности и строгости, которые возрастали постепенно. Как уже говорилось, степень ответственности перед окружающим миром, физические нагрузки в труде и в играх зависели от возраста, они возрастали медленно, незаметно, но неуклонно не только с каждым годом, но и с каждым, может быть, днем.
Прямолинейное и волевое насаждение хороших привычек вызывало в детском сердце горечь, отпор и сопротивление. Если мальчишку за руку волокут в поле, он подчинится. Но что толку от такого подчинения? В хорошей семье ничего не заставляют делать, ребенку самому хочется делать. Взрослые лишь мудро оберегают его от непосильного. Обычная детская жажда подражания действует в воспитании трудовых навыков неизмеримо благотворнее, чем принуждение. Личный пример жизненного поведения взрослого (деда, отца, брата) неотступно стоял перед детским внутренним оком, не поэтому ли в хороших семьях редко, чрезвычайно редко вырастали дурные люди? Семья еще в детстве прививала невосприимчивость ко всякого рода нравственным вывертам.
Мир детства расширялся стремительно и ежедневно. Человек покидал обжитую, знакомую до последнего сучка зыбку, и вся изба становилась его знакомым объемным миром. На печи, за печью, под печью, в кути, за шкафом, под столом и под лавками — все изучено и все узнано. Не пускают лишь в сундуки, в шкаф и к божнице. Летом предстоят новые открытия. Весь дом становится сферой знакомого, родного, привычного. Изба (летняя и зимняя), сенники, светлица, вышка (чердак), поветь, хлевы, подвал и всевозможные закутки. Затем и вся улица, и вся деревня. Поле и лес, река и мельница, куда ездил с дедом молоть муку… Первая ночь за пределами дома, наконец, первый поход в гости, в другую деревню — все, все это впервые.
Детские воспоминания всегда определенны и образны, но каждому из людей запоминалось что-то больше, что-то меньше. Если взять весну, то, наверно, почти всем запоминались ощущения, связанные с такими занятиями.
Выставление внутренних рам — в избе сразу становилось светлее и свежее, улица как бы заглядывала прямо в дом.
Установка скворешни вместе с отцом, дедом или старшим братом.
Пропускание воды (устройство запруды, канавы, игрушечной мельницы).
Спускание лодки на воду.
Смазка сапог дегтем и просушка их на солнышке.
Собирание муравьев и гонка муравьиного спирта.
Подрубка берез (сбор и питье березового сока).
Поиск первых грибов-подснежников.
Первые игры на улице.
Первое ужение и т.д. и т.п.
Летом на детей обрушивалось так много всего, что иные терялись, от восторга не знали, куда ринуться, и не успевали испытать все, что положено испытать летом. Игры чередовались с посильным трудом или сливались с ним, полезное с приятным срасталось незаметно и прочно.
Элемент игры в трудовом акте, впервые испытанный в детстве, во многих видах обязательного труда сохранялся если не на всю жизнь, то очень надолго. Все эти шалаши на покосе, лесные избушки, ловля рыбы, костры с печением картошки, рыжиков, маслят, окуней, езда на конях — все это переходило в последующие возрасты с изрядной долей игры, детского развлечения.
Некая неуловимая грань при переходе одного состояния в иное, порой противоположное, больше всего и волнует в детстве. Дети — самые тонкие ценители таких неуловимо-реальных состояний. Но и взрослым известно, что самая вкусная картошка чуть-чуть похрустывающая, на грани сырого и испеченного. Холодная похлебка на квасу вдруг приобретает особую прелесть, когда в нее накрошат чего-то горячего. Ребенок испытывает странное удовольствие, опуская снег в кипящую воду.
Полотенце, принесенное с мороза в теплую избу, пахнет как-то особенно, банная чернота и ослепительная заря в окошке создают необычное настроение. Доли секунды перед прыжком через препятствие, момент, когда качели еще двигаются вверх, но вот-вот начнется обратное движение, миг перед охотничьим выстрелом, перед падением в воду или в солому — все это рождает непонятный восторг счастья и жизненной полноты. А треск и прогибание молодого осеннего льда под коньками, когда все проезжают раз за разом и никто не проваливается в холодную глубину омута! А предчувствие того, что недвижимый поплавок сейчас, вот как раз сейчас исчезнет с водной поверхности! Это мгновение, пожалуй, самое чудесное в уженье рыбы. А разве не самая чудесная, не самая волнующая любовь на грани детства и юности, в эту краткую и тоже неуловимую пору?
Осенью во время уборки особенно приятно играть в прятки между суслонами и среди стогов, подкатываться на лошадях, делать норы в больших соломенных скирдах, топить овинную теплинку, лазить на черемуху, грызть репу, жевать горох… А первый лед на реке, как и первый снег, открывает сотни новых впечатлений и детских возможностей.
-
Хемуль
- Сообщения: 7573
- Зарегистрирован: 24 май 2020, 20:26
- СГ: Лошадь-Овен / Вектор
- .: триада
- П о л: ( ж )
- Благодарил (а): 1863 раза
- Поблагодарили: 2966 раз
А-Скрыня.
«Она была суровой, совсем не ласковой с виду. Не гламурной. Не приторно любезной. У неё не было на это времени. Да и желания не было. И происхождение подкачало. Простой она была.
Всю жизнь, сколько помню, она работала. Много. Очень много. Занималась всем сразу. И прежде всего — нами, оболтусами.
Кормила, как могла. Не трюфелями, не лангустами, не пармезаном с моцареллой. Кормила простым сыром, простой колбасой, завёрнутой в грубую серую обёрточную бумагу.
Учила. Совала под нос книги, запихивала в кружки и спортивные секции, водила в кино на детские утренники по 10 копеек за билет.
В кукольные театры, в ТЮЗ. Позже — в драму, оперу и балет.
Учила думать. Учила делать выводы. Сомневаться и добиваться. И мы старались, как умели. И капризничали. И воротили носы.
И взрослели, умнели, мудрели, получали степени, ордена и звания. И ничего не понимали. Хотя думали, что понимаем всё.
А она снова и снова отправляла нас в институты и университеты. В НИИ. На заводы и на стадионы. В колхозы. В стройотряды. На далёкие стройки. В космос. Она всё время куда-то нацеливала нас. Даже против нашей воли. Брала за руку и вела. Тихонько подталкивала сзади. Потом махала рукой и уходила дальше, наблюдая за нами со стороны. Издалека.
Она не была благодушно-показной и нарочито щедрой. Она была экономной. Бережливой. Не баловала бесконечным разнообразием заморских благ. Предпочитала своё, домашнее. Но иногда вдруг нечаянно дарила американские фильмы, французские духи, немецкие ботинки или финские куртки. Нечасто и немного. Зато все они были отменного качества — и кинокартины, и одежда, и косметика, и детские игрушки. Как и положено быть подаркам, сделанным близкими людьми
Мы дрались за ними в очереди. Шумно и совсем по-детски восхищались. А она вздыхала. Молча. Она не могла дать больше. И потому молчала. И снова работала. Строила. Возводила. Запускала. Изобретала. И кормила. И учила.
Нам не хватало. И мы роптали. Избалованные дети, ещё не знающие горя. Мы ворчали, мы жаловались. Мы были недовольны. Нам было мало.
И однажды мы возмутились. Громко. Всерьёз.
Она не удивилась. Она всё понимала. И потому ничего не сказала. Тяжело вздохнула и ушла. Совсем. Навсегда.
Она не обиделась. За свою долгую трудную жизнь она ко всему привыкла.
Она не была идеальной и сама это понимала. Она была живой и потому ошибалась. Иногда серьёзно. Но чаще трагически. В нашу пользу. Она просто слишком любила нас. Хотя и старалась особенно это не показывать. Она слишком хорошо думала о нас. Лучше, чем мы были на самом деле. И берегла нас, как могла. От всего дурного. Мы думали, что мы выросли давно. Мы были уверены что вполне проживём без её заботы и без её присмотра.
Мы были уверены в этом. Мы ошибались. А она — нет.
Она оказалась права и на этот раз. Как и почти всегда. Но, выслушав наши упрёки, спорить не стала.
И ушла. Не выстрелив. Не пролив крови. Не хлопнув дверью. Не оскорбив нас на прощанье. Ушла, оставив нас жить так, как мы хотели тогда.
Вот так и живём с тех пор.
Зато теперь мы знаем всё. И что такое изобилие. И что такое горе. Вдоволь.
Счастливы мы?
Не знаю.
Но точно знаю, какие слова многие из нас так и не сказали ей тогда.
Мы заплатили сполна за своё подростковое нахальство. Теперь мы поняли всё, чего никак не могли осознать незрелым умом в те годы нашего безмятежного избалованного детства.
Спасибо тебе! Не поминай нас плохо. И прости. За всё!
Советская Родина».
М.Жванецкий
Всю жизнь, сколько помню, она работала. Много. Очень много. Занималась всем сразу. И прежде всего — нами, оболтусами.
Кормила, как могла. Не трюфелями, не лангустами, не пармезаном с моцареллой. Кормила простым сыром, простой колбасой, завёрнутой в грубую серую обёрточную бумагу.
Учила. Совала под нос книги, запихивала в кружки и спортивные секции, водила в кино на детские утренники по 10 копеек за билет.
В кукольные театры, в ТЮЗ. Позже — в драму, оперу и балет.
Учила думать. Учила делать выводы. Сомневаться и добиваться. И мы старались, как умели. И капризничали. И воротили носы.
И взрослели, умнели, мудрели, получали степени, ордена и звания. И ничего не понимали. Хотя думали, что понимаем всё.
А она снова и снова отправляла нас в институты и университеты. В НИИ. На заводы и на стадионы. В колхозы. В стройотряды. На далёкие стройки. В космос. Она всё время куда-то нацеливала нас. Даже против нашей воли. Брала за руку и вела. Тихонько подталкивала сзади. Потом махала рукой и уходила дальше, наблюдая за нами со стороны. Издалека.
Она не была благодушно-показной и нарочито щедрой. Она была экономной. Бережливой. Не баловала бесконечным разнообразием заморских благ. Предпочитала своё, домашнее. Но иногда вдруг нечаянно дарила американские фильмы, французские духи, немецкие ботинки или финские куртки. Нечасто и немного. Зато все они были отменного качества — и кинокартины, и одежда, и косметика, и детские игрушки. Как и положено быть подаркам, сделанным близкими людьми
Мы дрались за ними в очереди. Шумно и совсем по-детски восхищались. А она вздыхала. Молча. Она не могла дать больше. И потому молчала. И снова работала. Строила. Возводила. Запускала. Изобретала. И кормила. И учила.
Нам не хватало. И мы роптали. Избалованные дети, ещё не знающие горя. Мы ворчали, мы жаловались. Мы были недовольны. Нам было мало.
И однажды мы возмутились. Громко. Всерьёз.
Она не удивилась. Она всё понимала. И потому ничего не сказала. Тяжело вздохнула и ушла. Совсем. Навсегда.
Она не обиделась. За свою долгую трудную жизнь она ко всему привыкла.
Она не была идеальной и сама это понимала. Она была живой и потому ошибалась. Иногда серьёзно. Но чаще трагически. В нашу пользу. Она просто слишком любила нас. Хотя и старалась особенно это не показывать. Она слишком хорошо думала о нас. Лучше, чем мы были на самом деле. И берегла нас, как могла. От всего дурного. Мы думали, что мы выросли давно. Мы были уверены что вполне проживём без её заботы и без её присмотра.
Мы были уверены в этом. Мы ошибались. А она — нет.
Она оказалась права и на этот раз. Как и почти всегда. Но, выслушав наши упрёки, спорить не стала.
И ушла. Не выстрелив. Не пролив крови. Не хлопнув дверью. Не оскорбив нас на прощанье. Ушла, оставив нас жить так, как мы хотели тогда.
Вот так и живём с тех пор.
Зато теперь мы знаем всё. И что такое изобилие. И что такое горе. Вдоволь.
Счастливы мы?
Не знаю.
Но точно знаю, какие слова многие из нас так и не сказали ей тогда.
Мы заплатили сполна за своё подростковое нахальство. Теперь мы поняли всё, чего никак не могли осознать незрелым умом в те годы нашего безмятежного избалованного детства.
Спасибо тебе! Не поминай нас плохо. И прости. За всё!
Советская Родина».
М.Жванецкий
-
Хемуль
- Сообщения: 7573
- Зарегистрирован: 24 май 2020, 20:26
- СГ: Лошадь-Овен / Вектор
- .: триада
- П о л: ( ж )
- Благодарил (а): 1863 раза
- Поблагодарили: 2966 раз
А-Скрыня.
В Ирландии поляки в последние годы обошли по численности британцев, также резко подскочило количество норвежских поляков. В Швеции сирийцы и иракцы подвинули финнов. В Словении хорваты заменили на первом месте сербов.
Татары остаются второй крупнейшей национальностью России. С учётом всех этнических групп, численность татар сегодня составляет около 6 миллионов человек.
Что касается национальностей, которые лидируют по количеству мест, где они выступают в качестве крупнейшего меньшинства, то это русские - 5 стран, турки - 5 стран, поляки - 4 страны, сербы - 3 страны, венгры - 3 страны.
Татары остаются второй крупнейшей национальностью России. С учётом всех этнических групп, численность татар сегодня составляет около 6 миллионов человек.
Что касается национальностей, которые лидируют по количеству мест, где они выступают в качестве крупнейшего меньшинства, то это русские - 5 стран, турки - 5 стран, поляки - 4 страны, сербы - 3 страны, венгры - 3 страны.
