Сообщение
Владислав Михеев » 12 дек 2013, 10:33
Была и другая "критическая точка":
Из "Пушкин против Девятки":
"Но прежде, среди близких московских друзей Пушкина появился Павел Воинович Нащокин (род. 8 декабря 1801г.) (Стрелец/Петух) - сильная "9-ка". Это знакомство явилось отправным пунктом трагического развития событий, приведших к гибели поэта. Правда, сближение их произошло предположительно не ранее 1830-го года во время частых приездов Пушкина в Москву, но и в 1826-1829гг. они, скорее всего, встречались.
Павел Воинович, отпрыск древнего боярского рода (потомок Дмитрия Нащоки в 14-м колене), был наследник значительного состояния и жил широко и открыто, удивляя современников обстановкой своей квартиры, рысаками и экипажами, а также вечерами, на которые собирались художники, литераторы и поэты.
Сближение "2-ки" Пушкина и "9-ки" Нащокина нельзя назвать парадоксальным. Но, безусловно, такой долгий "биполярный" союз -очень интересное явление. И, также как порой "биполярная" природа одного человека, дружба Пушкина и Нащокина оказалась наполнена удивительными проявлениями мистики.
Говорят, если глубоко заглянуть в зеркало, то можно увидеть свою смерть. Похоже, история тесной дружбы двух энергетических "оппонентов" явилась тому образным подтверждением, - Павел Воинович стал для Пушкина своеобразным "энергетическим зеркалом". Действительно, друзья во многом были похожи. Начать с того, что родословная Нащокина вполне могла бы служить материалом для "Моей родословной" Пушкина. Да и светская жизнь, которую вели молодые люди, была сильно похожа. Н.В. Путята писал про Пушкина тех лет: "Он легко знакомился, сближался, особенно с молодыми людьми, вел, по-видимому, самую рассеянную жизнь, танцевал на балах, волочился за женщинами, играл в карты, участвовал в пирах тогдашней молодежи, посещал разные слои общества". В равной степени это можно было отнести и на счет Павла Воиновича. Друзья одинаково любили как простое, безыскусное веселье, так и общество умных, талантливых людей. Любили они и бани. Когда поэт приезжал к Нащокину, "они тотчас отправлялись в бани (Лепехинские, что были у Смоленского рынка) и там вдоволь наговаривались, так что им после не нужно было много говорить: в обществе они уже вполне понимали друг друга". Любили они и цыган: имеются свидетельства о совместных посещениях Пушкиным и Нащокиным в 1830-х гг. цыган из хора Ильи Соколова.
Оба друга были заядлыми игроками, притом к деньгам относились одинаково небрежно. "Несмотря на свою расточительность и страсть к карточной игре (неоднократно доводившую его до разорения), Нащокин по праву пользовался репутацией безупречно честного... человека" (П.И. Бартенев). Пушкин, столь же честный во всех своих делах и, в особенности, в денежных, тоже любил карты. "За зеленым столом он готов был просидеть хоть сутки. Вообще же в картах ему не везло, и играл он дурно, отчего почти всегда был в проигрыше" (В.А. Нащокина).
"Пушкин был великодушен, щедр на деньги. Бедному он не подавал меньше 25 рублей". Нащокин, как уже упоминалось, был необычайно расточителен. Неудивительно, что друзья часто испытывали денежные затруднения. К концу жизни от значительного состояния Нащокина не осталось и следа, а сумма долгов Александра Сергеевича была и вовсе огромной (Сумма частных долгов Пушкина к моменту его смерти составила 92 500 руб. Кроме того, поэт должен был государственной казне 43 333 руб.). Но такой образ жизни вели многие дворяне той поры. А вот, что особо ценилось в светском обществе, так это умение поддержать интересную увлекательную беседу, и наши друзья в этом, безусловно, преуспевали. Известно, что Пушкин был душа компании, "оживитель всякого разговора". Павел Воинович тоже был интересным собеседником: "Пушкин ценил в Нащокине дар рассказчика и побуждал его писать записки, внося в них свои поправки... Рассказы Нащокина о белорусском дворянине Павле Островском послужили для Пушкина фабульной основой "Дубровского"".
Вдобавок ко всему и Пушкин, и Нащокин были страшно суеверны. Вера Александровна Нащокина (род. 8 января 1810г.) (Козерог/Змея)("9-ка") рассказывала: "Много говорили и писали о необычайном суеверии Пушкина. Я лично могу только подтвердить это. С ним и с моим мужем было сущее несчастие (Павел Войнович был не менее суеверен). У них существовало великое множество всяких примет. Часто случалось, что, собравшись ехать по какому-нибудь неотложному делу, они приказывали отпрягать тройку, уже поданную к подъезду, и откладывали необходимую поездку из-за того только, что кто-нибудь из домашних или прислуги вручал им какую-нибудь забытую вещь, вроде носового платка, часов и т. п. В этих случаях они ни шагу не делали из дома до тех пор, пока, по их мнению, не пройдет определенный срок, за пределами которого зловещая примета теряла силу".
Жена Павла Воиновича продолжала свой рассказ: "дружба между поэтом и моим ...мужем была настолько тесная, что в молодости, будучи оба холостыми, они жили в Москве ...на одной квартире и во всех важных вопросах жизни всегда советовались друг с другом. Так, когда Пушкин задумал жениться на Н. Н. Гончаровой, то спросил Нащокина: что он думает о его выборе? Тот посоветовал жениться". В свою очередь Александр Сергеевич поддержал стремление Нащокина порвать тяготившую его связь с цыганкой Ольгой Андреевной Солдатовой и горячо сочувствовал намерению Павла Воиновича жениться на В. А. Нарской -- будущей Нащокиной. Больше того, Пушкин стал крестным отцом сына Нащокина от его связи с цыганкой, а Нащокин позже в июле 1833г. стал крестным Александра Александровича - сына Пушкина.
И, наконец, обстоятельство, на которое стоит обратить внимание, - Пушкин и Нащокин были одинакового роста и сложения. Эту их физиологическую схожесть (в связи с историей, приведенной ниже) Вера Александровна Нащокина отметила особо.
П.И. Бартенев подчеркивал, что "Нащокин с умилением, чуть не со слезами вспоминает о дружбе, которую он имел с Пушкиным. Он уверен, что такой близости Пушкин не имел более ни с кем...". А жена Павла Воиновича рассказывала, что часто между ее мужем и Пушкиным "совершенно серьезно происходил разговор о том, чтобы по смерти их похоронили рядом на одном кладбище, и один раз поэт, приехав из своего любимого имения Михайловского, с восторгом говорил Павлу Войновичу: "Знаешь, брат, ты вот все болеешь, может, скоро умрешь, так я подыскал тебе в Михайловском могилку сухую, песчаную, чтобы тебе было не сыро лежать, чтобы тебе и мертвому было хорошо, а когда умру я, меня положат рядом с тобой"". Шутливый тон поэта не обманул Веру Александровну. Она тогда очень разволновалась.
Легкость, с которой Пушкин говорил о смерти, давалась ему с большим трудом. Разговор этот происходил весной 1836-го года после похорон матери поэта. Надежда Осиповна Пушкина ("4-ка") умерла 29-го марта (Овен). Сопровождаемый своим "дядькой" Никитой Козловым (род.1778г.)(Собака)("9-ка") Александр Сергеевич отвез тело матери для погребения в Святогорский монастырь. Похороны состоялись 13 апреля и, как пишет П.В. Анненков, Пушкин "тут же сделал вклад обители на собственную могилу, которая недолгой ожидала его" (ровно через 10 месяцев после смерти матери в январе 29-го числа, в противоположном полюсе скончался и сам Пушкин). Похоронив мать, поэт выбрал могилы себе и своему другу Нащокину! Это ли не красноречивое подтверждение их "энергетической близости"?!
Но все-таки, это было родство образа и его зеркального отражения. Друзей разделяла пропасть энергетического противостояния полюсов, ставшая внутренним, почти незаметным со стороны, свойством этого союза. Лишь незначительные детали косвенно выдавали "биполярность" их тесной дружбы ("Вставал Пушкин довольно рано, никуда не выходил, покуда не встанет Нащокин, просыпавшийся довольно поздно" (В.А. Нащокина)). И еще одним - самым верным подтверждением явился тот всплеск мистической энергии в день дуэли Пушкина, о котором свидетельствовала Вера Александровна: "Вечером в этот день у меня внизу сидели гости. Павел Войнович был у себя наверху, в кабинете. Вдруг он входит ко мне в гостиную, и я вижу, на нем, что называется, лица нет. Это меня встревожило, и я обратилась к нему с вопросом: что случилось? "Каково это! -- ответил мой муж. -- Я сейчас слышал голос Пушкина. Я слегка задремал на диване у себя в кабинете и вдруг явственно слышу шаги и голос: "Нащокин дома?" Я вскочил и бросился к нему навстречу. Но передо мной никого не оказалось. Я вышел в переднюю и спрашиваю камердинера: "Модест, меня Пушкин спрашивал?" Тот, удивленный, отвечает, что, кроме его, никого не было в передней и никто не приходил. Я уж опросил всю прислугу. Все отвечают, что не видели Пушкина. Это не к добру, -- заключил Павел Войнович. -- С Пушкиным приключилось что-нибудь дурное!"
Да, с Александром Сергеевичем приключилось самое страшное, - он получил смертельное ранение на дуэли. Но задолго до этого, выражаясь несколько вычурным поэтическим языком, Пушкин получил "сердечную рану", встретив "9-ку" Наталью Николаевну Гончарову (род. 27 августа 1812г.) (Дева/Обезьяна). Встреча эта произошла, естественно, зимой - в "9-ке". В декабре 1828г. на общественном балу у танцмейстера Иогеля состоялось знакомство поэта с Натальей Гончаровой. Молодая красивая "москвичка, выросшая в несколько провинциальной обстановке патриархального города" (Б.Томашевский), сама по себе не столь интересна. Важно то, что ее "9-ка" оказалась одним из главных звеньев в цепи роковых событий, приведших к гибели Пушкина. А "9-ка" Нащокин в 1830-м году "подписал" этот "смертный приговор". Причем, сделал это дважды. Он не просто настойчиво советовал поэту жениться, но и позже, в момент, когда Александр Сергеевич "хотел было совсем оставить свою женитьбу и уехать в Польшу", "имел с ним горячий разговор", убеждая своего друга расстаться с холостяцкой жизнью. "Намереваясь отправиться в Польшу, Пушкин все напевал Нащокину: "Не женись ты, добрый молодец, а на те деньги коня купи". Конечно, ни в какую Польшу поэт не поехал бы - свободой его передвижения ведал лично Государь (Николай I в марте 1830-го года не отпустил Пушкина даже в Полтаву в гости к Н.Н.Раевскому). Но предстоящая женитьба действительно была под большим вопросом (31 августа 1830г. в письме к П.А. Плетневу Александр Сергеевич пишет о столкновении с тещей, о том, что свадьба откладывается, и что он уезжает в Болдино). К тому же многие знакомые поэта отрицательно относились к предстоящей свадьбе и отговаривали Пушкина. Позже это дало основание графине Д.Ф. Фикельмон несколько преувеличенно утверждать, что поэт вступил в брак "вопреки советам всех своих друзей". Дарья Федоровна Фикельмон (род. 14 октября 1804г.) (Скорпион/Крыса)("2-ка") - была женщина незаурядного ума. Она отличалась наблюдательностью, принесшей ей славу "Сивиллы флорентийской" - предсказательницы будущего. В своих письмах и дневниковых записях Дарья Федоровна предчувствовала грядущую трагедию, сознавая несовместимость характеров Пушкина и Гончаровой. "...Все близкие друзья его сожалели, что он женился", писал об Александре Сергеевиче его петербуржский знакомый Н.М. Смирнов. И лишь Нащокин принимал настолько живое участие в устройстве свадьбы своего друга, что в апреле 1830-го во время второго сватовства Пушкина к Наталье Гончаровой напутствовал поэта и отдал ему свой фрак. Вера Александровна вспоминала: "Кажется, в печати известна история "нащокинского" фрака... Друзья были одинакового роста и сложения, а потому фрак Нащокина как нельзя лучше пришелся на Пушкина. Сватовство на этот раз было удачное, что поэт в значительной мере приписывал "счастливому" фраку. Нащокин подарил этот фрак другу, и с тех пор Пушкин, по его собственному признанию, в важных случаях жизни надевал счастливый "нащокинский" фрак. Насколько помню, в нем, кажется, и похоронили поэта". В этом фраке он сватался, венчался и, позже, был похоронен. Слово "счастливый" из уст "9-ки", как в кривом зеркале, отражает свой истинный смысл - "злосчастный".
Еще одна подаренная Нащокиным вещь стала, как бы, частью мистического "обряда" подготовки его друга к смерти. Опять обратимся к воспоминаниям В.А. Нащокиной: "Незадолго до смерти поэта мой муж заказал сделать два одинаковых золотых колечка с бирюзовыми камешками. Из них одно он подарил Пушкину, другое носил сам, как талисман, предохраняющий от насильственной смерти". Кольцо, рожденное в "9-ке" (1836-й - год Обезьяны), подаренное Пушкину "9-кой", естественно, не могло защитить поэта от насильственной смерти. Такой оберег мог лишь внушить своему хозяину ложную иллюзию защищенности. В день дуэли по свидетельству секунданта Пушкина К.К. Данзаса (род. 1800 или 1801) (Обезьяна или Петух)("9-ка"), кольца при нем (Пушкине) не было. Возможно, в этом и был скрыт метафизический смысл подарка, заложенного в него "9-кой". В любом случае, это таинственное кольцо, рожденное в "9-ке", в "9-ке" же и исчезло - загадочно и бесследно: "Когда Пушкин после роковой дуэли лежал на смертном одре и к нему пришел его секундант Данзас, то больной просил его подать ему какую-то небольшую шкатулочку. Из нее он вынул бирюзовое колечко и, передавая его Данзасу, сказал:
-- Возьми и носи это кольцо. Мне его подарил наш общий друг, Нащокин. Это -- талисман от насильственной смерти.
Впоследствии Данзас в большом горе рассказывал мне, что он много лет не расставался с этим кольцом, но один раз в Петербурге, в сильнейший мороз(!), расплачиваясь с извозчиком на улице, он, снимая перчатку с руки, обронил это кольцо в сугроб. Как ни искал его Данзас, совместно с извозчиком и дворником, найти не мог" (В.А. Нащокина).
Конечно, как человек Павел Воинович никогда бы не позволил себе причинить вред своему другу, но как носитель враждебной энергетики, он невольно подталкивал поэта к краю пропасти. Смерть Пушкина Нащокин переживал, как тяжелейшую личную утрату. "Павел Войнович, ...получив роковое известие, слег в постель и несколько дней провел в горячке, в бреду. Я тоже едва стояла на ногах. День и ночь у нас не гасили огни" - вспоминала Вера Александровна.
Оба супруга ("9-ки") в разное время обрели свой покой в "2-ке": Павел Воинович умер в 1854г. (Тигр)("2-ка"), а Вера Александровна - в 1900г. (Крыса)("2-ка"). И еще одно удивительное обстоятельство: из 6-ти детей Нащокиных - 4-ро родились 2-го числа (разные месяцы) и одна дочка - 12-го. Похоже, "энергетическое зеркало" было двусторонним."
22 буквы — Он начертал их ...и создал посредством них душу всего... Сефер Йецира. п.2, Гл.2
Дегильи, б. франц. офицер (1821); 9) Инглези (1821? 1822?); 10) Неизвестный грек (1821? 1822?); 11) Зубов, офицер ген. штаба (1821? 1822?); 12) С.Н.Старов (конец 1821 — начало 1822); 13) Тодораки Балш (1822); 14) Неизвестный (1824); 15) Гр. Ф.И.Толстой (Американец) (1826); 16) В.Д.Соломирский (1827); 17) Т.Лагрене (1828); 18) Гр. В.А.Соллогуб (1836); 19) С.С.Хлюстин (1836); 20) Дантес (1836, ноябрь).