Еще о византийских уроках

В "Знании - силе" напечатана удивительно недобросовестная для этого автора и целого журнала статья "Византийские уроки", на кою я собираюсь там же ответить (вдруг наконец примут, хотя доселе всегда все мое отвергали).

О СГ там формально ни слова, но тема перекликается с его концепцией Русского чуда.

Критические отзывы приветствуются.

ЕЩЕ О ВИЗАНТИЙСКИХ УРОКАХ

К сожалению, я не видел фильма «Гибель империи – византийский урок», который показался Александру Янову «попросту оскорбительным», и могу лишь догадываться, насколько объективно, или, возможно, совсем не объективно, представил в нем историю Византии отец Тихон. Поэтому я буду отталкиваться только от «византийских уроков» в истолковании Янова.

Не секрет, что этот автор является убежденным западником, что он ищет и находит в своих весьма интересных книгах ту струю политической истории России, которую истолковывает как роднящую ее с Западом.

Что до автора этой статьи, он не может назвать себя ни западником, ни с почвенником, но солидарен с Григорием Померанцем, писавшим еще в 80-х годах: «Мы живем в век кризиса в с е х (выделено Померанцем) движений», – и с Александром Панариным: «Похоже, что мы находимся в преддверии нового «осевого времени» (К. Ясперс), ибо прежние, столь долго служившие нам ориентиры сегодня ведут в тупик, закрывая горизонты существования.»

Как пылкого западника, Янова крайне возмущает то, что, по его словам, фильм настоятельно внушает зрителю, что «погубители Византийской империи пришли с Запада, тогда как и школьнику известно, что пришли они с Востока». Он однако не совсем корректно опускает (также известное школьнику), что первое падение Византии произошло уже в 1204 г. в результате 4-го крестового похода. Что на месте ее была учреждена империя Латинская (какое знаменательное название!), и что уцелевшие греческие осколки восстановили Византийскую империю только предельным напряжением сил в 1261 г., и что от этого удара Запада Византия не оправилась и вполовину уже никогда.

Бессмысленно судить тогдашний Запад по меркам нашего времени (им же в основном в последние века и созданным). В те времена вера была для человека всей его духовной кровью. Иноверец, пусть и православный христианин, неодолимо отталкивал католика тем, что в нем текла чужая – несовместимая с собственной – «кровь», – а если еще его фантастические по меркам тогдашнего Запада богатства можно было разграбить – да захватить его стратегически важнейшие торговые и геополитические позиции!..

Янов ни словом не упоминает, что принес завоеванным византийцам Запад в пору его более чем полувекового господства. А стоило бы, потому что то были нищета, бесправие и насильственное окатоличивание, подобное, как я сказал, для людей того времени замене всей собственной крови на чужую – операции всегда болезненной, часто смертельной. И надо ли удивляться, что в середине XV века византийцы нашли «тюрбан султана (в ту пору веротерпимого – ЕН) лучше папской тиары»?

По Янову, «уже к XII веку свою историческую функцию – сохранить для будущего наследие античного мира – империя уже исполнила.» Может быть, он объяснит, каким это образом? Это при советской власти дикари чиновники вывешивали плакаты: “Нет ничего, что стоило бы так дешево, и ценилось бы так дорого, как вежливость… (похищено из отточенной испанской культуры, и в контексте обычного чиновничьего, да и простонародного, хамства звучало издевательством) …и – не утерпевали добавить уже от себя творческие дикари – культура”. Увы, культура не передается, тем более “так дешево”, дикарям только потому, что кто-то, даже и дикари, этого хотели бы – понятия не имея чего они в таком случае хотят. А в XII веке Запад населяли в основном – по византийским меркам – именно дикари – безграмотные, немытые и вшивые, которым до усвоения высочайшей византийской культуры надо было дозревать века и века. Во всяком случае, бегство из Византии от турок ученых и художников в середине ХV века обусловило на Западе взрывной культурный подъем, о чем не может не знать Янов.

Янов считает, что за “исполнением”, как он его понимает, Византией ее исторической функции последовали века “лишь бессмысленного топтания на месте и стагнации” – и он, разумеется, должен быть признан правым, если принять кредо западничества, что с Запада-де проистекает целый нужный человеку свет (довольно самодовольные римляне, и те понимали: “С Востока - свет, с Запада - техния”, – только тоще рациональная техния, господа!). Но, достаточно ли ссылаться ему в подтверждение своего тезиса на мысль первой половины русского ХIХ века, когда слишком многие и либералы, и консерваторы находились под непререкаемым влиянием Запада, как никогда ни раньше ни позже, самодовольного в своем европоцентризме?

Ныне мы начинаем понимать, что в Византии могло происходить и нечто помимо “бессмысленного топтания и стагнации”. Г. Померанц считает даже, что в Византии, стоявшей на скрещении многих путей Востока и Запада, зрел новый великий культурный синтез. Странное предположение? А как же веками признавашаяся историками “стагнация”?

Еще Гете обратил внимание, что судьбы великих людей подобны судьбам рождающих их культур. Так посмотрим, как происходит созревание великих и просто ярко талантливых людей. Увы, как правило, отнюдь не идиллично, но по трагичнейшему сценарию “гадкого утенка”. “Блажен, кто смолоду был молод, Блажен, кто вовремя созрел”, – говорит Пушкин, но дальнейшее содержание строфы (Х – главы восьмой “Евгения Онегина”) не оставляет сомнений, что сладкое это блаженство дано только круглой, как ноль, идущей самым накатанным путем и всем потому понятной и любимой посредственности. “Но грустно думать, что напрасно была нам молодость дана…” (ХI) Ну, по определению не может развитие человека, ишущего собственный путь, идти по накатанной колее, в результате чего: “Предметом став суждений шумных, Несносно (согласитесь в том) Среди людей благоразумных Прослыть притворным чудаком, Или печальным сумасбродом, Иль сатаническим уродом…” (ХII) Это “наше-то все” был “сатаническим уродом” для “благоразумных” современников!

Первые поиски Достоевским нового уровня литературного творчества, который превратил его из национального таланта в творца мирового уровня, были встречены “передовой” либеральной критикой самыми издевательскими насмешками над “не оправдавшим надежд”, уже было признанным “якобы гением”.

Ни Ньютон, ни Эйнштейн далеко не преуспели, по мнению их профессоров, на ниве учебы.

Величайший, возможно, математик всех времен Эварист Галуа, убитый на дуэли в день своего двадцатилетия и оставивший труд, ставший понятным только через полвека бурного развития математики, дважды проваливался на вступительных экзаменах в Нормальную школу – разумеется, по математике.

Величайшего изобретателя всех времен Эдисона попросту едва не выгнали из первого класса школы как “умственно отсталого”. Список можно длить, длить и длить…

Нет ничего удивительного, что тот не состоявшийся (за недостатком времени?) великий Византийский синтез не оставил никаких убедительных для “людей благоразумных” доказательств, что он мог вообще состояться. А синтез “греческого чуда” античности – кто из процветавших современников, презиравших скандальных сутяг греков, подозревал его возможность на нищей, терзаемой разбойниками, воинственными царями, буйными аристократами, бунтующим простонародьем и выдвигаемыми им тиранами? До тех пор, пока однажды…
Так или иначе, Византия была сокрушена. Кто был в том виноват? Чисто технически (и отвлекаясь от первого падения Византии) конечно Восток. Но, простите, а разве не более – Запад, который, даже панически испугавшись тогда турецкого Востока, не захотел протянуть руку помощи Византии бескорыстно, не потребовав непременной унии с ненавистным народу папством?

Но, главный вопрос для меня здесь не: “Кто виноват?” – слишком редко конструктивный, но: “Что делать?” За Византию ставить его конечно слишком поздно, но самое время поставить для нашей культуры.

В ХIХ веке Россия совершила беспрецедентный в истории человечества культурный подвиг, создав едва не на голом месте литературу невиданного дотоле уровня, воистину, “больше, чем литературу” (характерно, что наши прозападные либералы горевали меж тем: “Когда же придет настоящий день?”).

За ней начала вызревать в конце ХIХ - начале ХХ веков нового типа философия – п е р в а я в современном мире, которая не просто продолжила традицию философии античной, но поставила вопросы, н и к о г д а не звучавшие прежде в традициях ни Востока, ни Запада.

Ее обрубили в самом начале дикари, пришедшие изнутри, а не извне страны. И для гордого взгляда иноплеменного (как и для наших доморощенных западников) Россия со времен ХIХ века только и делала, что кроваво топталась и пятилась. И “бессмысленно топчется” поныне. А между тем в ней, как и в Византии, и даже более нее, – как в стоящей на перекрестке целой культурной Евразии, подспудно зреют, смею я судить, силы для культурного синтеза невиданной мощи.

Этого оптимизма не разделяет, правда, Померанц, считающий, что Россия понесла в прошедшем веке такие потери, что может надеяться на подобный синтез только в неблизком будущем, а ныне должна восстанавиться в периоде нормальной жизни. Я думаю однако, что Россия, как признанная страна крайностей, для “нормальной” жизни просто не годится, и что, вопреки любым ее потерям, – и даже вследствие них, как не раз случалось в истории! – в делах таких дух Божий, воистину, веет, где хочет!

Мы не должны упустить и этот сближающий нас, на мой взгляд, с Византией урок.

Я заменил первоначальный здесь текст на окончательный, отправленный уже в ЗС.

Критические отзывы однако все еще приглашаются.

Не спите, почтенные!