13 февраля родился русский публицист, баснописец, поэт, издатель сатирико-просветительских журналов ИВАН АНДРЕЕВИЧ КРЫЛОВ (1769-1844).
Более всего известен как автор 236 басен, собранных в девять прижизненных сборников (выходили с 1809 по 1843 г.). Наряду с оригинальными эта часть творческого наследия Крылова составлена переработанными сюжетами басен Лафонтена (который, в свою очередь, заимствовал их у Эзопа, Федра и Бабрия). Многие выражения из басен Крылова стали крылатыми.
Что за уха! Да как жирна:
Как будто янтарем подернулась она.
Потешь же, миленький дружочек!
Вот лещик, потроха, вот стерляди кусочек!
Известно, что Крылов любил хорошо поесть и ел очень много. Как-то раз вечером Крылов зашел к сенатору Андрею Ивановичу Абакумову и застал у него несколько человек, приглашенных на ужин. Абакумов и его гости пристали к Крылову, чтобы непременно с ними поужинал, но он не поддавался, говорил, что дома его ожидает стерляжья уха. Наконец удалось уговорить его под условием, что ужин будет подан немедленно. Сели за стол. Крылов съел столько, сколько и остальное общество вместе, и едва успел проглотить последний кусок, как схватился за шапку.
— Помилуйте, Иван Андреевич, да теперь-то куда же вам торопиться? — закричали хозяин и гости в один голос.— Ведь вы поужинали.
— Да сколько же раз мне вам говорить, что меня дома стерляжья уха ожидает, я и то боюсь, чтобы она не простыла,— сердито отвечал Крылов и удалился со всею поспешностью, на какую только был способен.
Как-то, на одном обеде хозяин, прощаясь с ним, пошутил:
— Боюсь, Иван Андреевич, что плохо мы вас накормили — избаловали вас царские повара...
(Царская семья благоволила к Крылову, и одно время он получал приглашения на обеды к императрице.)
Крылов отвечал на это следующее:
«Что царские повара! С обедов этих никогда сытым не возвращался. А я также прежде так думал — закормят во дворце. Первый раз поехал и соображаю: какой уж тут ужин — и прислугу отпустил. А вышло что? Убранство, сервировка — одна краса. Сели — суп подают: на донышке зелень какая-то, морковки фестонами вырезаны, да все так на мели и стоит, потому что супу-то самого только лужица. Ей-богу, пять ложек всего набрал. Сомнение взяло: быть может, нашего брата писателя лакеи обносят? Смотрю — нет, у всех такое же мелководье. А пирожки? — не больше грецкого ореха. Захватил я два, а камер-лакей уж удирать норовит. Попридержал я его за пуговицу и еще парочку снял. Тут вырвался он и двух рядом со мною обнес. Верно, отставать лакеям возбраняется. Рыба хорошая — форели; ведь гатчинские, свои, а такую мелюзгу подают,— куда меньше порционного!.. За рыбою пошли французские финтифлюшки. Как бы горшочек опрокинутый, студнем облицованный, а внутри и зелень, и дичи кусочки, и трюфелей обрезочки — всякие остаточки. На вкус недурно. Хочу второй горшочек взять, а блюдо-то уж далеко. Что же это, думаю, такое? Здесь только пробовать дают?!
Добрались до индейки. Не плошай, Иван Андреевич, здесь мы отыграемся. Подносят. Хотите верьте или нет — только ножки и крылышки, на маленькие кусочки обкромленные, рядышком лежат, а самая-то та птица под ними припрятана, и нерезаная пребывает. Хороши молодчики! Взял я ножку, обглодал и положил на тарелку. Смотрю кругом. У всех по косточке на тарелке. Пустыня пустыней. Припомнился Пушкин покойный: «О поле, поле, кто тебя усеял мертвыми костями?» И стало мне грустно-грустно, чуть слеза не прошибла... А тут вижу — царица-матушка печаль мою подметила и что-то главному лакею говорит и на меня указывает... И что же? Второй раз мне индейку поднесли. Низкий поклон я царице отвесил — ведь жалованная. Хочу брать, а птица так неразрезанная и лежит. Нет, брат, шалишь — меня не проведешь: вот так нарежь и сюда принеси, говорю камер-лакею. Так вот фунтик питательного и заполучил. А все кругом смотрят — завидуют.
А индейка-то совсем захудалая, благородной дородности никакой, жарили спозаранку и к обеду, изверги, подогрели!
А сладкое! Стыдно сказать... Пол-апельсина! Нутро природное вынуто, а взамен желе с вареньем набито. Со злости с кожей я его и съел. Плохо царей наших кормят,— надувательство кругом. А вина льют без конца. Только что выпьешь,— смотришь, опять рюмка стоит полная. А почему? Потому что придворная челядь потом их распивает.
Вернулся я домой голодный-преголодный... Как быть? Прислугу отпустил, ничего не припасено... Пришлось в ресторацию ехать. А теперь, когда там обедать приходится,— ждет меня дома всегда ужин. Приедешь, выпьешь рюмочку водки, как будто вовсе и не обедал...»
— Ох, боюсь я, боюсь,— прервал его хозяин,— что и сегодня ждет не дождется вас ужин дома...
Крылов божился, что сыт до отвала, что его по горло накормили.
— Ну, по совести,— не отставал хозяин,— неужели вы, Иван Андреевич, так натощак и спать ляжете?
— По совести, натощак не лягу. Ужинать не буду, но тарелочку кислой капусты и квасу кувшинчик на сон грядущий приму, чтобы в горле не пересохло.
По рассказу А.М. Тургенева (И. А. Крылов в воспоминаниях современников. М., 1982. С. 273—274).
Портрет работы К. Брюллова, 1839 г.
13 февраля в с. Ивановское, Тверская обл. родился русский военно-морской деятель, вице-адмирал, герой Севастопольской обороны 1854—1855 гг. Корнилов Владимир Алексеевич (1806 - 1854).
В 1823 г. окончил Морской кадетский корпус. На корабле "Азов" участвовал в Наваринском сражении 1827 г.. С 1849 г. начальник штаба Черноморского флота. Во время Крымской войны руководил героической обороной Севастополя. Смертельно ранен на Малаховом кургане во время первой бомбардировки города.
Ранение Корнилова.
В сентябре 1854 года враг, высадившийся на берегу Крыма, начал движение к Севастополю. Все это время Корнилов активно реализовывал план обороны города. Когда враг подошел к Севастополю, его уже защищали мощные бастионы и укрепленные позиции артиллерийских батарей. Это сильно остудило горячие головы союзников, и они не решились сразу атаковать Севастополь.
В гарнизоне города было всего 7000 человек, но Корнилов сумел очень грамотно организовать активную оборону. Каждую ночь проводились вылазки в стан противника и ночные поиски. Владимир Алексеевич наладил тесное взаимодействие кораблей и береговой артиллерии, организовал минную войну. Неутомимый адмирал обладал безграничным доверием защитников города. 5 октября 1854 года началась первая бомбардировка города. Корнилов объехал все укрепления, его появление повсеместно поднимало боевой дух, а он говорил, что не может не видеть «всех героев своих на полях их отличия». В 11.30 Владимир Алексеевич прибыл на Малахов курган. Здесь он был смертельно ранен ядром в ногу. Его похоронили в усыпальнице Владимирского собора Севастополя рядом с Лазаревым.
https://histrf.ru/read/articles/admiral ... sti-natsii
