Петр I

Всю свою царско-императорскую жизнь [b]Петр I [/b](Крыса) пребывал на духовно-нравственной растяжке между Обезьяной и Лошадью, Лошадей он гнул и третировал, что было сил, а Обезьян вне всякой меры превозносил. Впрочем, первая его векторная история была совсем безобидной. После смерти [b]Федора Алексеевича[/b] на царство были провозглашены два брата – [b]Иван[/b] (Лошадь) и [b]Петр[/b] (Крыса). Для них было сделано двойное кресло, две царские шапки и так далее – все по два. Сидеть-то они сидели вместе, но впечатление производили совершенно разное. Старший брат, надвинув шапку на глаза, с потупленным взором, сидел почти неподвижно; младший смотрел на всех с открытым, прелестным лицом, на котором, при обращении к нему речи, беспрестанно играла кровь юношества. Дивная красота его, пленяла всех присутствующих, а живость приводила в замешательство степенных сановников московских. А было Петру тогда 10 лет. Семнадцатилетнего [b]Петра Алексеевича[/b] (Крыса) к власти вел [b]Борис Алексеевич Голицын[/b] (Лошадь), князь и дядька-воспитатель. Он всегда был верен именно Петру, несмотря на то, что при [b]Софье[/b], благодаря брату [b]Василию[/b] был в большом фаворе. Особенную роль дядька сыграл, возглавив т.н. «Троицкое сидение», когда августовской ночью будущий император, перепуганный насмерть, в чем был, то есть в одних портках, ускакал из Преображенского в Троицкий монастырь. Именно это сидение ознаменовало конец правления регентши и переход всей полноты власти к Петру. Умный, образованный, правда, невоздержанный в питии, зато добрый. Впрочем, именно доброта и навредила, заступился за кузена Василия. А Петр, таких вещей не любил, Голицын от дел был отстранен. [b]Франц Лефорт[/b] (Обезьяна) с юных лет был одержим страстью к приключениям. Занесенный в Россию дослужился до подполковника и в таком состоянии был представлен молодому [b]Петру I[/b] (Крыса). Будучи умным, веселым и обходительным человеком, Лефорт с самого начала произвел на будущего императора сильное впечатление. Лефорта все чаще стали видеть в Преображенском, и в короткое время он сделался незаменимым участником всех царских забав. Петр произвел Лефорта в генерал-майоры и устраивал с ним потешные бои. Именно Лефорт стал руководителем Петра в новом для любознательного царя запретном и привлекательном иноземном мире. Тот радушно принимал царя у себя дома и устраивал в честь него пышные застолья. По определению князя [b]Куракина[/b] был Лефорт [i]«человеком забавным и роскошным или по-другому дебошаном французским. В его доме началось дебошество, пьянство столь великое, что невозможно описать, по три дни запершись в том доме бывали пьяны, и многим случалось от того умереть».[/i] После восшествия [b]Петра I[/b] (Крыса) на российский престол, началось стремительное возвышение [b]Лефорта[/b] (Обезьяна). Он был произведен в полные генералы и адмиралы, стал новгородским наместником. Он же был инициатором «великого посольства» Петра. Быть бы ему человеком номер два в России на долгие времена, но здоровье кончилось, и он умер сорока трех лет. Царевич [b]Алексей Петрович[/b] (Лошадь) [b]Екатерине I[/b] (Крыса) был не родной сын, пасынок… Но [b]Петру-то I[/b] (Крыса) он был родным. Однако гоняли они его оба. Мальчик жил особняком, с Екатериной отношения не сложились, Петр был холоден и суров к сыну, как к распоследнему подданному. Его письма к Алексею кратки и бесстрастны — ни слова одобрения или поддержки. Как бы ни поступал царевич, отец им был недоволен. На такое отношение сын отвечал Петру глухим неприятием и молчанием. Очень быстро они стали как враги. И все же царевич помнил: за ним — единственным и законным наследником — будущее и нужно лишь, сжав зубы, терпеть, ждать своего часа. В октябре 1715 года узел трагедии затянулся еще туже — с разницей в 16 дней рождаются два мальчика, два потенциальных наследника российского престола, [b]Петр Алексеевич[/b] (будущий император [b]Петр II[/b]) и [b]Петр Петрович[/b]. С маленьким Петром Петровичем (не проживет и трех лет) были связаны все династические надежды родителей. [i]«Санкт-Петербургским хозяином»[/i] называет [b]Екатерина[/b] (Крыса) сына, хотя где-то рядом в Петербурге живет царевич [b]Алексей[/b]. Правда, после рождения Петра Петровича Алексей пишет отцу, что готов отказаться от престола в пользу «братца», но царь, налитый черной ненавистью, подозревает в сыне «авессаломову злость» и требует от него невыполнимого — «отменить свой нрав» или уйти в монастырь. Развязка приближается... Загнанный в тупик, царевич [b]Алексей[/b] (Лошадь) бежит за границу, но царь ложными обещаниями выманивает его в Россию, где его ждут пытки. [b]Петр[/b] (Крыса) в застенке сам рвет у сына ногти. Далее скорый суд и приговор — смерть. Один из гвардейских офицеров рассказывал, что в ту страшную ночь 26 июня 1718 года, когда Петр позвал их — нескольких верных людей — и, обливаясь слезами, приказал умертвить наследника, рядом с царем была [b]Екатерина[/b] (Крыса). Она старалась облегчить тяжкий удел царя, приносившего на алтарь Отечества страшную жертву — своего сына, врага внутреннего. Но она рядом еще и потому, что эта кровь была нужна и ей — матери [i]«Санкт-Петербургского хозяина».[/i] А вот вражине лютой, каковым был небезызвестный гетман [b]Мазепа[/b] (Обезьяна) [b]Петр I[/b] (Крыса) доверял безгранично. [b]Искру[/b] и [b]Кочубея[/b], написавших докладную о связях Мазепы с польским королем, Петр I отдал в руки же Мазепы, а тот уже после пыток казнил их. После чего еще более спокойно продолжал тайно вести переговоры и с поляком [b]Лещинским[/b], и со шведом [b]Карлом XII[/b]. А Петр I продолжал верить Мазепе упорно и слепо. Пока доносчиков пытали и наказывали, изменник получал все новые милости от русского царя. В 1700 году Петр I сделал [b]Мазепу[/b] вторым кавалером ордена Андрея Первозванного. По ходатайству русского царя король Польши [b]Август II[/b] наградил его орденом Белого Орла, а австрийский император [b]Иосиф I[/b] присвоил гетману титул князя Священной Римской империи. После этого русский царь доверял Мазепе уже совершенно безгранично. А попался Мазепа на том, что его на свой страх и риск решил проверить [b]Меншиков[/b], который к Обезьянам слабости не имел. Короче, пришлось гетману драпать, сначала в Бендеры, потом к туркам. Те, правда, его не сдали, хотя наши предлагали триста тысяч серебряных рублей. Но и особой жизни у беглеца тоже потом не было, прозябал в безвестности… Редкий дворцовый переворот не имеет в своей основе векторную измену. Никаких сомнений, что между юным [b]Петром II[/b] (Коза) и [b]Александром Меншиковым[/b] (Бык), реальным властителем страны в тот момент, пробежал некий Тигр. Иначе невозможно! И действительно в 1727 году, воспользовавшись антикармическим годом Козы [b]Андрей Остерман[/b] (Тигр) скрытно перешел из лагеря сторонников новоиспеченного генералиссимуса в лагерь его противников. Именно этот шаг определил судьбу [b]Меншикова[/b]. А ведь все было так надежно. [b]Александр Меншиков[/b] (Бык) сам лично назначил [b]Андрея Остермана[/b] (Тигр) воспитателем к [b]Петру II[/b] (Коза), четко выстроив линию Бык – Тигр – Коза. Но Остерман вышел из подчинения и принялся тонко и умело настраивать не искушенного в политической игре мальчика-императора против светлейшего князя, указывая на его лихоимства, на умаление им авторитета и прерогатив самодержавной власти. Мало-помалу Меншиков стал замечать, что Петр II изменил к нему свое отношение. Император, действуя по указке своих многоопытных советников, явно уклонялся от деловых аудиенций, поспешно прерывал вынужденные беседы. Меншиков стал понимать, что дела его плохи. 5 сентября 1727 года он около часа с глазу на глаз беседовал с Остерманом, одним из главарей заговора. Разумеется, тот не сказал ничего определенного. Утром 8 сентября генералиссимус Меншиков уже под домашним арестом. В тот же день Петр II объявил Верховному тайному совету заранее подготовленный Остерманом указ о запрещении исполнять ранее отданные Меншиковым приказы и распоряжения. Далее лишение всех чинов и орденов, изъятие у него казенных сумм и драгоценных камней… Ну и так далее. 11 сентября он уже ехал из Петербурга в Берёзов.