Наука и религия

Необходимость погружения теории в исторические глубины еще можно было оправдать необходимостью примеров поясняющих теорию. Но влезать в пучину религиозных хитросплетений казалось чистым безумием. К тому же религия, скорее, сфера субъективных пристрастий, чем объективных оценок. Историческим деятелям , даже некоторым одиозным режимам человечество худо бедно пытается дать единую оценку. Но оценить роль в мировой истории буддизма или индуизма, ислама или православия практически невозможно. Каждый будет с пеной у рта перехваливать свою веру и максимально принижать веру соседа. Чего стоят разговоры о том, что существуют т.н. тоталитарные секты, которые надо обязательно запрещать. Однако очень скоро стало ясно, что между имперскими исканиями и прозрениями, с одной стороны, и становлением единобожия, с другой стороны, существует необычайно мощная связь. В частности, четыре имперских цикла России в своих магистральных устремлениях всегда очень жестко были связаны именно с православием. Дважды Россия объединялась под флагом православия, дважды объединение России проходило в активном противодействии православию. Первый рывок (909-1053) был тем временем, когда закладывался весь план русской истории. Крещение, вхождение в православие, обращение к книжной культуре определило всю дальнейшую судьбу народа и государства. Во втором рывке (1353 – 1497), а именно в 1449 году, Московское государство отказалось принять Флорентийскую унию: русское православие стало независимым духовно и юридически и от своей матери-Византии, и от католического мира. По мнению историка [b]Сергея Соловьева[/b] это было [i]"великим решением, на многие века определившим судьбы народов"[/i]. Православие стало основой Русского государства. Именно оно толкало его на борьбу с татаро-монгольским нашествием, оно же поставило вопрос о воссоединении всех православных земель под властью Москвы. Ему принадлежит формулирование мессианской идеи русского народа о Москве как о Третьем Риме. Совершив два шага внутрь православия, Россия срослась с ним, переработало его идеи и на их основе совершает два шага по переплавке религиозных идей в светские, проникнутые однако же идеями духовной свободы и духовной воли. В третьем имперском цикле (1653 – 1797) Россия как повзрослевший ребенок пытается покинуть своего родителя. Принципиальна тут фигура [b]Никона[/b]: его реформы стали началом Великого раскола. 1653 год – начало реформы [b]Никона[/b], год входа в третий волевой рывок. Впервые светская власть встала над духовной. Православие из поводыря превратилось в помощника. Но духовная мощь православия перелилась не только в государственную идею, но и в светское искусство, которого до третьего рывка Россия практически не знала. Важно также и то, что именно в третьем рывке Россия начала вбирать в себя все новые и новые народы, не ассимилируя их. Сохранение национального и религиозного достоинства народов – залог того, что Россия уходит от догматического доминирования чисто русской и чисто православной идеи и подготавливает почву для вселенских и наднациональных идей четвертого шага, четвертого волевого рывка. Наконец, в четвертом имперском цикле (1881 – 2025) через жуткие гонения на церковь, через жесточайшие испытания атеизмом народ должен прийти к главному порождению православного христианства – новейшей идеологии, спасительной для всего человечества откровенно зашедшего в морально-нравственный тупик. Новая духовность будет лишена ортодоксальности и, по сути, уже не будет религией. Но религиозна, православна та сфера, в которой она росла, а потому она будет походить на своего прародителя. В первом действии своей истории Русь была крещена миром, в четвертом действии своей истории уже она будет крестить мир. Иногда кажется, что история религии и просто история две достаточно далеких дисциплины. Ведь в обычной истории так много о правителях, революциях, войнах и почти ничего о трансформациях веры. Но, если чуть-чуть внимательнее приглядеться к истории, да и к культуре тоже, то легко заметить, что без воздействия христианства, ислама, иудаизма не свершается фактически ничего вот уже две тысячи лет. Почему именно религии единобожия (иудаизм, христианство, ислам) оказались столь плодовиты и могучи, хотя на свете много других религий, более цветистых, более подробных, более привлекательных, менее абстрактных и занудных? Ответ если и не прост, то очень прозрачен и ясен. Именно единобожие сумело отделить человека от природы и Бога от человека, именно единобожие сумело разомкнуть кольцо времени, найти в циклическом процессе бытия начало и конец. Разомкнув время и разделив мироздание на категории, единобожие породило эпоху прогресса. Стало ясно, что рождение прогресса и рождение единобожия – суть тождественные явления. Поскольку же прогресс тождественен имперскому ритму, то получается тождественная связь между единобожием и Империей. Означенное допущение было, по сути, революционным прорывом в поисках Империи. Получалось, что времена до рождения единобожия для поисков закрываются вовсе. Искать имперские циклы имело смысл лишь там, где пребывали центры рождения новых религиозных идей: Иерусалим, Рим, Константинополь, Лондон, Мекка, Москва и т.д. Наконец, в новые времена, когда легко увидеть снижение интереса к единобожию, значение имперских циклов также должно понижаться, вплоть до того, что имперский ритм и вовсе исчезнет из истории. Отождествив между собой такие далекие понятия как прогресс, единобожие и имперский ритм, мы можем отсечь подавляющее большинство змеиных хвостов, оставив лишь те, что ведут к мировым религиозным центрам. Однако остается еще очень существенный вопрос: сколько понадобилось имперских циклов Иерусалиму, чтобы стать Иерусалимом, Риму, чтобы стать Римом, Москве, чтобы стать Москвой?