" Кабанистика" Джона Леннона
Оборотень Леннон (Дракон-Весы/ скрытый Кабан) должен был проявлять признаки кабаньего мышления. Поищем.
Реализм
«Леннон каким-то образом ухитрялся быть одновременно резким, рассудочным аналитиком самого себя и своего времени и неисправимым оптимистом» .Роберт Палмер.
-Жизнь — это то, что происходит, когда вы обдумываете другие планы. (Life is what happens to you while you're busy making other plans).
-С каждой своей новой песней связываю большие надежды, а потом вдруг наступает момент, когда начинает казаться, что во всем этом нет никакого смысла. Все равно ничего не изменится. В конце концов, к чему сегодня можно стремиться? Превзойти Бетховена, Шекспира?
- Рок-н-ролл вечен, потому что он прост, в нем нет ничего лишнего. Его ритм проникает сквозь все преграды. Я читал книгу Элриджа Кливера — он пишет о том, как негры помогли своей музыкой белому человеку обрести себя, осознать свое тело. Их музыка проникла в нас навсегда. Уже в пятнадцать лет для меня ничего, кроме рок-н-ролла, в этой жизни уже не существовало. Сила его в каком-то особенном реализме. Поразительная естественность рока поражает уже при самом первом знакомстве с ним. Одним словом, это истинное искусство.
- «Help». Это честная вещь. Она и сегодня остается для меня актуальной. Приятно осознавать, что даже в те годы, страдая от собственной чрезмерной ранимости, я все же прекрасно осознавал, что со мной происходит. Я кричал о помощи, которая была мне действительно необходима. Жаль только, что мы сделали «Help» в ускоренном темпе: тогда казалось, что это усилит ее коммерческий потенциал.
- «Girl». Тут хорош текст. «Рассказали ли ей в детстве, что боль — путь к наслаждению? Смогла ли она тогда понять это правильно?» Строчка возникла неслучайно, я много думал об этом. И решил высказаться здесь о некоторых принципах христианства, которым уже тогда активно противостоял… Я с детства был воспитан в духе христианской морали. Позже меня не раз обвиняли в том, что я высмеиваю церковь, религию — казалось бы, нормальные вещи. Отчасти это справедливо — в книге «In His Own Write» я перебрал лишку. Но «Girl» — совсем другое дело. Речь в ней идет об основной христианской идее: нужно, мол, пострадать, чтобы прийти к счастью. Терпи, не сопротивляйся, пусть делают с тобой, что хотят — зато потом все будет чудесно. Я никогда в это не верил, не верю и сейчас.
Пионерство.
Джон Леннон - одна из самых значительных фигур в истории рок-музыки. Именно он был подлинным "spiritus ego" знаменитого квартета "Битлз": не уверен, что без Джона эта группа смогла бы заметно выделиться среди многих других мелодичных, симпатичных и непосредственных "ливерпульцев". Леннон был не только интеллектуальным центром "Битлз" и самым энергичным из его членов. Пол Маккартни высказался так: "Джон во всем был первым - даже женился раньше всех..." Переведя эту мысль в более интересующую нас сферу, можно было бы сказать, что Джон Леннон определял новаторский дух "Битлз", не давал им "засиживаться" на одном месте. В самом деле, Джону принадлежат первые песни "Битлз", выходящие за рамки традиционной лирической тематики - "Помогите" и "Человек ниоткуда" первые эксперименты с электроникой ("Никогда не знаешь завтрашнего дня"), концепция тематической пластинки "Оркестр клуба одиноких сердец сержанта Пеппера"...
Леннон же первым почувствовал тесноту рамок "Битлз", зарождающуюся рутинность ансамбля на фоне "рок-революции" конца 60-х годов. Еще в 1968 году он начинает записывать сольные пластинки, а в 1969-м параллельно с "Битлз" становится участником группы "Плэстик Оно Бэнд".
Творчество Джона Леннона было всегда злободневным. Он - один из первых, отправившихся в хиппистский поход против истеблишмента и провозгласивших "контркультуру", Леннон, строго говоря, был и первым человеком, с которого началась рок-музыка 70-х годов.
Удостоверившись, что весь "протест" в конце концов, обернулся наркотическим "ничегонеделанием" и массовым паломничеством молодежи в те сферы, которые навряд ли смогли бы опрокинуть ненавистную буржуазную систему (мистика, секс, религия), Джон одним из первых дал отбой, выдвинув сакраментальный лозунг: "Настало время повернуться лицом к так называемой реальности. Хватит витать в облаках, уповать на мессию и всеобщее "духовное перерождение"! Надо сознавать собственные силы и бороться с реальным врагом". Этим яростным настроением пронизан альбом "Плэстик Оно Бэнд" (1970). Однако молодежь Запада продолжала тешить себя иллюзорными надеждами, и призывы Леннона прозвучали подобно гласу вопиющего в пустыне. Лишь спустя шесть-семь лет молодое поколение Англии само придет к подобным выводам - но для этого понадобится и экономический кризис, и успехи фашистского Национального фронта... Артемий Троицкий.
«Леннон любил возбуждать любопытство. В его резком, непринужденном смехе было что-то почти анархическое... Я буду помнить и любить именно эту диковатость смеха и вызов, скрывавшийся за его улыбкой. Битл Джон принадлежит эпохе, которая уже ушла от нас, но честный, вспыльчивый Джон Леннон принадлежит будущему». Роберт Палмер
Закрытость
В молодости, когда "Битлз" только начинали "покорять", чаще вопреки своему желанию, так называемую "солидную публику", Леннон, по натуре человек задиристый, не упускал возможности сказать власть имущим пару-другую колкостей. Но делал это, как сам признавался, в шутливой форме – "чтобы не слишком дразнить гусей".
Брайан Эпстайн старался представить своих подопечных вполне респектабельными музыкантами, придать им внешний лоск. Но в душе они, особенно Леннон, оставались непокладистыми, норовистыми юнцами, готовыми на компромисс лишь в том, что не касалось их внутренней свободы – возможности при случае критически оценить общество "жирных котов". Но если остальные долгое время просто эпатировали "общественный вкус", то Джон предпочитал действовать иначе: он вкладывал в слова песен хотя и двусмысленный, порой "зашифрованный" смысл, но все же достаточно ясный, чтобы вызвать неудовольствие денежных тузов и политиканов.
Интеллектуальная изощренность
Даже это кабанье достояние можно найти в литературных опытах Леннона. По сей день лингвисты Британии ссылаются на его творчество,когда речь заходит о маловыразительности и вырождении английского языка,как на пример свободного обращения со словообразующими составляющими.
* * *
Араминта Дичь жила, непрерывно змеясь. Она змеялась то над тем, то над этим. Все-то она делала, змеясь Всякие разные льюди, глядя на нее, поговаривали "И чего это Араминта Дичь вечно змеется?" Никто не мог пенять, чего это она вечно всюду змеется. "Надеюсь, она это не надо мною змеется,-думали некотовые.- Да, только и остается надевица, что Араминта Дичь змеется не надо мной."
Как-то раз поупру Араминта встала со своеи утробной постели, змеясь по обыкновению тем безумным змехом, который все блюди уже знали за нею.
"Хи! Хи! Хи!" - змеялась она до самого завтра ха-ха-ха.
"Хи! Хи! Хи!" - захо-ходилась она над усренними газелями.
"Хи! Хи! Хи!" - задолжала Араминта по пути на раготу.
В автобусе, несмотря на кондоктора, всех пассажи ров так и зарожало этим змехом. "И чего эта тетка все время змеется?"- по интересосался один старика кашка-засажир. Он был тут самый пассажирный, оккулярно ездил этим маршсрутом и считал, что вправе все знать.
"Наверное, никто в мере не знает, почему я постоянно змеюсь,- сказала сама себе Араминта.- Думаю, многие весьма и весьма захотели бы узнать, почему это я вот так змеюсь. Да, держу пари, многие бы очень и очень хо-хо-хотели..." Она была, сабо самой, права, многие бы хотели.
У Араминты Дичь был дружок, но даже он не мог понять, в чем тут джок. "Пусть только она будет довольна"- говаривал он. Ведь он был добрый малый. "Прошу тебя, Араминта, скажи, отчего это ты змеешься так беспочечно? Мне-то что, но вот боюсь, что твой змех создает продлены и пересуки среди соседей и стариков." В ответ на такую тиранду Араминта только пуще зазмеялась, чуть не до истерики: "Хи! Хи! Хи!" Так вопила, будто бы сам одеявол в нее вселился.
"Эта Араминта Дичь должна прекрантить свой змех; совершенно определенно, ей придется прекрантить. Я просто рехнусь, если она не прекрантит". Так прозвучал солидный бас добрососедки миссис Кремсбей, которая жила дверь-в-дверь и приглядывала за кошками, пока Араминта была на рыготе. "Глаз да глаз нужен за энтими кошками пока она рыготает, и нету в этом ничего змешного!"
Вся удлица уже стала проялять беспокольство насчет араминтиного змеха. Ведь прожила она на этой самой удлице цельных тридцать лет, постоянно змеясь: "Хи! Хи! Хи!" и доводя всех до белого колена! Вот жильцы и стали раскидывать мозги, что тут можно учинить - ведь надо и дальше как-то жить с нею! И придется все время слушать этот идиотский змех! На одном из своих совраний жильцы порешили обратиться за помощью к араминтиному душку, которого звали Ричард (иногда Ричард Третий, но это уже другая история). "Право же, я ничего не знаю, дорогие друзья"- отозвался Ричард, в душе ненавидевший их всех. Было это на втором совраний.
Несравненно, надо было что-то бредумать, и как можно скорее. Дурная халва Араминты распространялась повсюду, самые разные обуватели со всех угарков страны проявляли к этому заявлению нездоровый интегрес.
"Что я могу сотворить, дабы осушить сей сосуд с мирром, кой мне не испить? Разве я не орошал ее, не умолял ее частно, настоябельно внушая ей прекрантить, даже грузил, но тщетно, заклемал ее: пожалуйста, Араминта, останови свой вонкий змех, Араминта! Силы плоти моей испорчены, и сосуду моему уж не наполниться"- так сказал Ричард. Прочий народ одобрительно зашумел: правильно, что ему было делать? Он старился, как мог. "Мы оборотимся к викарию,- сказала миссис Сбейкрем.- Уж он-то сможет изгнать это из нея!" Собравшиеся одобрили: "Конечно, если кто, дык викарий и могет!" Викарий улыбался устало и печально, пока люди дробные все это ему закладывали. Когда они кончили, он поднялся со своего чресла и громким отчетливым голосом спросил: "Так чего конкретно вы хотите?" Со вздохом народ закол###### опять докладывать все с начала про ужасный змех Араминты.
"Вы хотите сказать, что она просто змеется без всякого провода?" - четко вопросил он. "Да, это так, отеческий викарий,- отозвался Ричард.- Утром, днем и ввечеру, все змеется и змеется, как сумалишенная." Викарий оторвался от своего вязания, посмотрел на него и разинул рот:
"Что-то следует сделать с этой жестьщиной, которая все время змеется. Так нельзя."
"Я действительно не поливаю, кого это канается, змеюся я или рыгаю,- вздохнула Араминта после долгой кляузы.- Вся штука с людьми, преподобный, в том, что они сами разучились, повторяю, разучились змеяться - во всяком ссучае, это я так думаю."
Разувается, она беседовала с совершенно преподобным ЛАЙОНЕЛЛОМ ХЬЮЗОМ! Араминта оправилась к нему, надеясь, что он хоть немножко сможет помочь ей в бреде, ведь он всегда так распросранялся о помощи ближним, поэтому она и решила - отчего бы не попробовать? "Что мне вам сказать, милая вы моя, что мне сказать?" Араминта посмотрела на свят-щенника возмущенно. "Если вы не знаете, что вам сказать, то не спрашивайте об этом меня. Я пришла сюда попросить у вас помощи, а вы имеете наглость спрашивать, что вам сказать! И это все, что вы имеете мне соовощить?"- взревела она. "О, я понимаю ваши чувства, Саманта, у меня кузен в таком же положении - не видит ни фига без своих очков".
Араминта всторчала, приняла вызывающую дозу, забрала собственные зыркала и серьезно выбежала прочь. "Не удивительно, что к нему больше троих не приходят по воскресеньям!" - крикнула она по пути небольшой кучке спивак.
Прошел год, или два, но заметных извинений в странном змехе Араминты не произошло. "Хи! Хи! Хи!" - так она продолжала сводить с ума и себя, и всех окружителей. КАЗАЛОСЬ, РЕШЕНИЯ ЭТОЙ ПРОБЛЕМЕ НЕ БУДЕТ! Так продолжалось восемьдесят лет, пока Араминта не умерла, змеясь. Но это мало помогло бедным соседям. Они-то все поумирали еще раньше - и над этим Араминта больше всего змеялась. пока не пришел и ее час.
Брак Леннона с Йоко Оно(Петух-Водолей)-еще один пример взаимодействия Оборотня и ВВ.(духовный брак)
Глеб Давыдов. Джон Леннон,сотворенный японкой
...До самой своей смерти Джону приходилось говорить о песнях Beatles, о том, что распад был результатом естественного хода вещей и что его, ленноновское, творчество ничуть не менее ценно, чем те песни, которые он писал в битловские времена. Эта унизительно-оправдательная процедура настолько прочно вошла в жизнь Джона, что он даже перестал по этому поводу раздражаться.
На самом деле конец The Beatles был предрешён ещё до встречи с Йоко. Котёл эмоций, кипевших внутри группы, был переполнен уже к 1966 году. Сначала — бесконечные концерты, бесконечные наркотики, фанатки, оргии, усталость от переездов. Потом — изнурительная работа в студии, снова наркотики, усталость друг от друга, финансовые проблемы. Особенную роль сыграло регулярное употребление ЛСД. Частые кислотные трипы привели группу (а особенно Джона) не только к созданию таких абсолютных шедевров, как Tomorrow Never Knows и Strawberry Fields, но и к болезненному непониманию самих себя, друг друга и всего того, что с ними происходило.
В общем, Йоко была в этом кислотном котле только последней горячей каплей, не более. Не будь Йоко, нашлось бы что-нибудь ещё. Но вот если бы не Йоко, то Джон после The Beatles был бы, скорее всего, совершенно иным. А может быть, его не было бы и вовсе.
После распада группы Йоко получила на руки больного, измученного параноика и наркомана (к 1969 году он регулярно употреблял уже не только ЛСД, а вообще все мыслимые наркотики).
В немногих видеоинтервью Леннона конца эпохи The Beatles мы видим болезненного, уставшего человека. Замкнутого, нервного и озлобленного. Рядом сидит Йоко, всем своим видом старающаяся показать, что с ним всё будет в порядке, что она работает над этим.
Японке предстояло собрать этого Шалтая-Болтая заново…
И она начинает конструировать из высосанного битла нового человека. Светлого, социально ориентированного, небезразличного и самостоятельного художника. Тогда-то и состоялся первый магический ритуал — создание фильма «Улыбка»...
Впрочем, сотворение нового Леннона началось, ещё когда Beatles были вместе. Например, легендарный (поворотный в истории поп-музыки!) альбом Sgt. Peppers Lonely Hearts Club Band вполне можно считать следствием влияния не только ЛСД-трипов и маккартниевского увлечения музыкальным авангардом, но и знакомства Леннона с Йоко Оно. Леннон часто даже не мог отличить, где заканчивается действие кислоты и где начинается Йоко: «Она приходила, начинала со мной разговаривать, и я в конце концов улетал. Споры доводили меня до того, что я улетал всё выше и выше. А когда она уходила, я возвращался к своей серой жизни. Затем я встречался с ней снова, и снова ощущения становились похожими на кислотное путешествие... Я зацепился после первой же дозы. Я уже не мог без неё обходиться».
Леннон в то время был похож на сказочного персонажа: зелёная рубашка в цветочек, темно красные вельветовые брюки, жёлтые ботинки и гротескные свисающие усы. Тогда же под влиянием Йоко Оно он всё чаще начинает носить те самые круглые очки, которые вскоре станут неотъемлемой частью его образа. Она незаметно для всех постепенно формировала того Леннона, который только и войдёт потом в историю. Того Леннона, память о котором — как о самостоятельном, отдельном от The Beatles музыканте и человеке — останется навсегда. Леннон мыслился ею как самое совершенное её творение. И он вполне был этому рад:
«Я всегда мечтал о том, чтобы познакомиться с артисткой, в которую мог бы влюбиться. Я думал об этом ещё тогда, когда учился в художественном колледже. Когда мы познакомились и разговорились, я понял, что она знает то же, что знаю я, а может быть, даже больше. И всё это варилось в голове у женщины. Меня это просто потрясло. Я понял, что напал на золотую жилу. Это был человек, с которым я мог договориться или разругаться, как с каким-нибудь старым приятелем, но с которым я мог ещё заняться любовью и который мог погладить меня по голове, когда я уставал, болел или впадал в депрессию. Кто мог заменить мне мать. В общем, это было так, точно я выиграл большой приз».
Между 1969-м и 1972-м Йоко медленно и мучительно рожала Джона. К этому периоду относятся их самые громкие акции (например, Bed-in — круглосуточные публичные радения в постели, благодаря которым на первых полосах почти всех газет мира появились лозунги за мир). Тогда же появились самые яркие песни, которые Леннон написал без The Beatles (Instant Karma и Imagine). Уже к 1972 году перед публикой предстал помолодевший (но и повзрослевший), весёлый, вдохновенный и лёгкий в общении Джон.
В лице Йоко он обрёл и мать и отца, которых у него никогда толком не было. Более того, он воспринимал Йоко как гуру, духовного наставника. «Она учитель, а я — ученик. Я знаменитый человек, про которого думают, что он всё знает, но она — мой учитель, она научила меня всему, что я знаю. Она уже всё знала, когда я ни черта не знал, когда я был человеком ниоткуда. Она мой дон Хуан. А люди не понимают. Я женат на доне Хуане, вот в чём беда. Дону Хуану не надо смеяться, не надо быть обворожительным. Дон Хуан просто есть. И ему безразлично, что вокруг него происходит».